Непознанный наукой магнетизм

Есть в мире ценности, которые не выразишь ни в рублях, ни в килограммах…

Понесла нелегкая…

Извилистая полузаросшая лесная дорога уводит нас, заядлых туристов, все дальше от города. Пройденное расстояние отмеряем по естественным указателям – пологим распадкам, на дне которых плещутся болтливые светлоструйные ручьи, нередко пересекающие дорогу.

Нестерпимо хочется припасть к живительным источникам и, обмакнув разгоряченное лицо, утолить жажду студеной влагой... Но непреклонен таежный закон, не рекомендующий пить во время переходов. Вода расслабляет, силы забирает – говорят бывалые лесные бродяги.

Вот еще один ручей остался позади, за клином березняка. И уже не понять: то ли недовольно бубнит его поток, процеживаясь сквозь пару черных осклизлых валежин, то ли стоящие на крутояре березки прошелестели что-то невнятное янтарными кронами дунувшему с моря ветру.

Дальше – подъем. Кто-то очень метко и образно окрестил это место Сопун-горою. Точнее название придумать, пожалуй, трудно. Пологий, но затяжной подъем изрядно всех выматывает не столько физически, сколько морально.

Невольно рождаются строчки будущего стихотворения: «И рюкзак, как усталые крылья...». Вернусь из похода – непременно допишу.

Как будто в противовес им сказанные нам вослед слова одной старушки:

– Вот чудаки, опять понесла их нелегкая по лесным корчам ноги бить! Неужто им дома делать нечего?

Но, к счастью, не все в жизни измеряется ограниченным аршином старушки-домоседки. Есть в мире ценности, которые не выразишь ни в рублях, ни в килограммах. Это километры пройденного пути. А еще – непознанный наукой магнетизм – притяжение малой родины, которое особенно отчетливо ощущается, когда идешь по лесной тропе.

Свежесть впечатлений от всего увиденного, что встретится на этих расстояниях, дает упругий заряд бодрости на целый месяц.

Кто протопал по лесным тропам десятки трудных верст, тот по достоинству оценит красу родного края, проникнется щемящим чувством благодарности за то, что судьбой определено жить здесь, в островном краю.

Охотник – в тайге хозяин

На одну тропу нас привели разные цели. Мне удалось выкроить свободное время, чтобы в непринужденной обстановке встретиться с писателем, который облюбовал охотничью избушку в глухом распадке, хотел в уединении дописать свою историческую повесть. От него я надеялся узнать немало интересного о прошлом нашего края.

У Виктора – промысловика-соболятника – и его товарищей задумка иная: сообща подправить таежный домик, подготовить его к очередному охотничьему сезону.

– До зимовья уже рукой подать, если напрямик, лесом, – обернувшись, прервал мои размышления идущий впереди Виктор.

«Зимовьем» он называет свою избушку, затерявшуюся в лесной глухомани. Виктор уверенно ведет нас по одному ему ведомому, почти неразличимому пунктиру тропы сквозь свой охотничий участок, на котором в течение нескольких лет добывает ценного пушного зверя. Любит он это пусть нелегкое, однако нужное дело и потому ежегодно встречает сезон в далеком таежном урочище. Как не вспомнить поговорку: «Охота – пуще неволи»!

Кто-то, возможно, спросит: «А не вступает ли в противоречие пушной промысел с проблемами охраны природы? Не оскудеет ли племя лесных обитателей нашего края от такого бесцеремонного вторжения человека с ружьем или капканом в их жизнь?» – эти вопросы не случайны. Они не могут не волновать всех, кому небезразлична природа с ее далеко не бездонными кладовыми.

Оказывается, добыча пушного зверя строго регламентирована охотоведческой службой. Да и сам промысловик понимает: если в этом сезоне он возьмет лишнее, то в будущем – может остаться без добычи.

Охота в разумных пределах не только не вредит делу, но и создает благоприятное равновесие между численностью зверьков и их кормовой базой. Таким образом, она, подобно естественному отбору, способствует качественному улучшению звериного племени.

– Охотник – в тайге хозяин, а не потребитель, стремящийся в один момент урвать побольше и не думающий о завтрашнем дне, – утверждает Виктор. – У лесных обитателей случается голодное время, и тогда о них надо позаботиться, подкормить... А то не успеешь оглянуться, как опустеют наши леса. Оттого и зимовье на участке построил, чтобы бывать здесь чаще да подольше.

Чеховский след

Открывшаяся на таежной прогалине избушка манит гостеприимной грубоватой простотой пахнущих еловой смолой стен, скромным уютом закопченного очага. В дальнем углу над небольшим столом притулилась полка, прогнувшаяся от тяжести книг.

– Ого! – восклицает один из товарищей, взглянув на хозяина избушки, – видать, ты тут свободное время попусту не тратишь. Смотри-ка, – любопытный паренек снимает с полки несколько книжек, – в основном произведения Чехова, и все больше о его путешествии на Сахалин...

– Это книги не мои, – вносит ясность Виктор, – здесь писатель из Южно-Сахалинска гостит. Решил в уединении, вдали от городского шума заняться творческим трудом. Что пишет – не говорит. Но, судя по книгам, можно, думаю, догадаться...

Только ли оттого, чтобы убежать в лесную глухомань, поселился здесь писатель? Нет, видимо, добровольного затворника на плодотворный труд вдохновили таежные урочища, мало изменявшиеся с тех давних пор, когда на острове побывал А. П. Чехов. Сохранив черты исторического прошлого, они помогают автору глубже раскрыть его замысел. Предположение? Возможно. Но уточнить не у кого – писатель, как выяснилось из оставленной на столе записки, по срочным делам отправился домой.

... Не щадя живота своего

Разговор быстро обрел благодатную тему, касающуюся того времени, когда русские первопроходцы впервые вступили на островную землю. Припомнился исторический факт: в октябре 1806 года, по приказу графа Резанова, лейтенант флота Хвостов в айнском селении на западном берегу мыса Анива торжественно поднял русский флаг.

Тогда же остров Сахалин был принят под покровительство Российского государства. Именно здесь, на юге Сахалина, были основаны первые военные посты и поселения вольных переселенцев из российских губерний.

Понятно, что осваивали они остров вовсе не для того, чтобы отдать эту землю чужестранцам. Может быть, в этих лесах в начале прошлого века несли последнюю оборону исконно русских земель от превосходящих численностью японских захватчиков вольные поселенцы из партизанского отряда Быкова...

– Чтобы так говорить, нужно опираться на какие-то конкретные факты, – пытается возразить один из товарищей.

Но это предположение имеет вполне реальную основу. Если от охотничьей избушки спуститься по речке к морю и пройти вдоль его побережья несколько десятков километров на юг, то взгляду откроется высокий, почти отвесный мыс. В отличие от большинства других безымянных собратьев на юго-восточном побережье острова он носит имя капитана Быкова.

О партизанском движении на Сахалине в период отторжения его южной части японцами сохранились лишь скупые отрывочные сведения, хотя вполне возможно, что документы, повествующие об этой исторической драме начала XX столетия, еще ждут своих исследователей.

Доподлинно пока лишь известно, что русские поселенцы, вступив в ополчение, оказали чужеземцам упорное сопротивление, потому что этот край стал для них к тому времени родиной, а ее, как исстари повелось на Руси, надобно защищать, не щадя живота своего.

В окрестностях одного из селений командир партизанского отряда Быков устроил японским захватчикам засаду. Благодаря этой военной хитрости ему удалось одержать победу над превосходящими его отряд силами противника.

Несмотря на неравенство сил, Быкову все же удалось избежать поражения и увести свой отряд на материк. Пока остается неизвестным маршрут партизан. Возможно, проходя побережьем, они не миновали и упомянутого мыса.

– Жаль, что нынче мы там не побываем, – сожалеет один из моих спутников.

– Ничего страшного, – успокаивает его другой, оптимист по натуре, – вот выйдем к морю, а там – дай волю своему воображению и «увидишь» события, которые произошли здесь больше сотни лет назад.

Простые истины

Путь к морю выбрали вдоль реки. Он не так короток, как по тропе, зато живописен.

Невысокий, но бурный водопад укрощает речку. Присмиревшая, она белесым рукавом прорезает барханы песчаного пляжа, чтобы слиться с морскою водой. У подножия водопада – огромный, многопудовый ствол старой елки, заброшенной сюда, за добрую сотню метров, могучим штормовым валом. Наверняка девятым...

Не раз я стоял у этой стремнины, и все же какая-то неведомая сила тянет побыть здесь снова, поглядеть с уступа...

Коварный, опушенный скользким зеленоватым мхом камень предательски скользит под сапогом. Чтобы не упасть в темную промоину, выбитую водопадом, хватаюсь за тонкую, но прочную ветку ивы.

– Осторожно, – весело откликается Виктор, – время купания уже прошло.

Ветер с моря по-осеннему порывист и свеж. Он бросает на берег волну за волной, расплющивая их о зализанную песчаную гладь.

Отвлекшись от городской суеты, от повседневных дел и забот, начинаешь еще острее чувствовать притяжение Родины. Огромная сила кроется в этих глухих таежных урочищах, в чистых быстрых речках, сбегающих с крутых склонов сопок, в извивах узкой тропки, ведущей нас, усталых путников, к бревенчатому домику, к живому теплу его очага.

Только глубоко постигнув какие-то простые истины, начинаешь радоваться, что посчастливилось родиться на этой земле. Родной край, как раскрытая книга: смотри, узнавай, духовно обогащайся. В этом смысле наш поход оказался содержательным.

Фото из архива редакции