Ноль креатива, одни руины — почему сахалинцам не стоит ездить в Лаос

Лаос — посткоммунистическое, постколониальное, зажатое между стремительно развивающимися соседями, одно из самых бедных государств в мире. Именно в таких местах можно отыскать какую-то самобытность, посчитал  корреспондент РИА «Сахалин-Курилы». Но нет: он не нашел того, что искал, и обрел то, чего не хотел. Об этом печальном опыте читайте в новой части цикла «Антитревел». 

Навязчивая бедность

Лаос полон отсылок к «советским временам». Особенность модернизации того периода — в преобладании государства во всех областях неполитической жизни. На краткосрочной дистанции это может привести к хваленым «большим скачкам» куда-нибудь, но в дальнейшей перспективе — нищета и ноль. Потому что главное в стране — люди, и если они не приучены заботиться о себе, их удел — иждивенчество и бедность. Именно такая картина и наблюдается. Лаосцы низкорослы, сутулы, тщедушны, обладают плохой кожей и зубами, говорят тихим голосом, смотрят в землю. Одеты также скромно и безыскусно. Внешний облик отличает лаосцев от родственных им тайцев: ни изощренных татуировок, ни повсеместного пирсинга, ни изящества в одежде. Видно: им не до жиру — быть бы живу.

Одна из немногих профессий, проявляющих необычную для Лаоса активность, — таксисты. Смотреть на них неприятно. Места возле иностранных посольств напоминают несанкционированные митинги — настолько много таксистов здесь, гораздо больше, чем потенциальных клиентов. Они кидаются наперерез, заглядывают в глаза, лебезят, дергают за рукав, уговаривают, затягивают в свои машины. Судя по их оголтелой нахрапистости, от захвата пассажира зависит едва ли не жизнь водителей и их домочадцев.

Но есть более печальная социальная категория — площадные фотографы. Они заставляют вспомнить советское прошлое, когда дядька, облокотившийся о стенд с выцветшими чужими фотокарточками, походил на жреца, на посланника иного мира. Лаосские фотографы — подавленные, обезвоженные, никудышные «жрецы». Их становится жаль, когда со своими допотопными пленочными камерами и заламинированными линялыми портретами они пытаются втиснуться между современным туристом и его смартфоном, умоляюще предлагая свои услуги.

При этом местные в целом не знают английского и вообще недолюбливают белых. Потому на вас будут искоса поглядывать, но никто не поможет и, тем паче, не поощрит вашей тяги к общению.

Поскольку частный бизнес так и не смог вырасти в естественных условиях, страна плавно перешла в лапы нескольких опекаемых однопартийным парламентом транснациональных монополий и банков, хайтековские офисы которых украшают Вьентьян, конкурируя с восстановленными храмами и разрушающимися образчиками социалистической помпезности. 

Наследие советских столовых 

Вьентьян неудобен, утомителен. Иноземцу перемещаться по нему просто нереально (если, конечно, вы решили сохранить свой кошелек от поползновений таксистов). Несмотря на наличие хайтековских автобусных остановок на солнечных батареях, общественный транспорт во Вьентьяне корреспондент не обнаружил (возможно, плохо искал). В самом центре имеются узенькие тротуары, но лучше по ним не ходить во избежание травм, физических и психических. Удачливые обладатели личного автотранспорта паркуют его на узеньких дорожках для пешеходов — ничего, потерпят! Раз уж не удосужились накопить на машину.

Прямо в центре — какие-то руины. Деревья на главном проспекте высохли и, чтобы не тратиться на спил и новое озеленение, их подпирают палочками. Во всех закутках — груды мусора. Под мостиками — непременные для Азии реки-помойки. Даже лавочек нет, чтобы передохнуть в этом знойном унынии.

Во Вьентьяне пообедать… не негде, а некогда. Граждане здесь привержены советскому распорядку дня, поэтому в обеденное время шек может быть закрыт на обед. А вечерком, когда спадает жара и желудок соглашается ввести в себя белки, жиры и углеводы, весь общепит уже закрывается, лаосцы прячутся по домам. Разумеется, можно найти открытые рестораны — даже гламурные,  если есть желание и силы прошвырнуться несколько километров по ущербным тротуарам.

Позолота облезает

О советском прошлом напоминает планировка Вьентьяна — с широким проспектом, пронзающим посередине столицы непременную для всех московских сателлитов Триумфальную арку. Она, конечно, впечатляет: римский цивилизационный код, национальные изыски в оформлении. И постыдная обветшалость: погнутые решетки, плесень по углам, разрушающиеся лестничные пролеты. А главное — базар на всех трех этажах этого чуда. Основной товар — советско-социалистическая символика подозрительно свежего вида: вымпелы, портреты вождей, кубки, ордена, военная форма, раритетные издания классиков марксизма-ленинизма-маоизма на туземном языке и, конечно, оружие. Зачем продают холодное оружие туристам, не имеющим возможности его вывезти за границу, непонятно. Все это — в тесном соседстве с буддистскими и языческими финтифлюшками, божками и оберегами.

Возле Триумфальной арки находится самый необычайный для Лаоса арт-объект — сооружение, сконструированное из чашек и блюдечек. Они аккуратно скреплены проволокой и кажутся привезенными из-за тридевяти земель — настолько резонирует этот объект с унылой окружающей обстановкой.

Великая ступа Тхат-Луанг, запечатленная на современном гербе и флаге Лаоса, является самым помпезным объектом — она выкрашена жидким золотом. Наверное, реконструкция этого объекта была самым затратным мероприятием для лаосской казны за всю ее грустную историю. Фотоэкспозиция, расположенная вокруг, являет лики партийных вождей, принимающих ответственное решение о сносе трущоб на месте реликвии, ручкающихся с иностранными инвесторами и перерезающих ленточку к этой единственной заманухе для туристов.

По соседству — здоровенный лежачий Будда с большими ступнями — наверное, символ всего лаосского менталитета.

В самом центре неплохо отреставрированного буддистского монастыря Фракеу (где, кстати, получились самые красивые за все путешествие по Индокитаю снимки) молчаливой неотвратимостью туристов встретил… старый «уазик»! Как напоминание о сиюминутности всех этих религиозных шанешек и глубинном настрое на все ту же перманентную борьбу за дело мировой революции в отдельно взятой стране.

А в исторической сердцевине Вьентьяна расположен самый интересный объект — облезлая Золотая ступа (она же — Чёрная) Тхат Дам. Она отмечает середину древнего городища и до очередного нашествия тайцев была покрыта листовым золотом. В один из своих «дисциплинирующих» набегов конца XIX века тайцы ободрали все золото, а лаосцы так и оставили ступу голой. Наверное, чтобы пожалели и инвестировали еще во что-нибудь. Ведь сегодня все, что привлекает немногочисленных туристов в Лаос, создано или восстановлено на деньги иностранцев: китайцев, французов и даже австралийцев.

Дизайнерами и не пахнет

В отличие от тайцев, лаосцы лишены креативности. Хотя для того, чтобы экзотичненько оформить какое-то восточноазиатское кафе, не нужно долго стараться. Достаточно наковырять в ближайшей помойке мусора, как-нибудь неестественно его пристроить, обмотать разноцветными ленточками — и готов хипстерский стиль! Хотя бывают исключения — во дворике одного из грязноватых ресторанчиков Вьентьяна путников встречает неразорвавшийся снаряд.

Чтобы быть объективными, есть еще один пример местной жидкой экзотики — тук-туки. Все время между частным извозом (а времени этого уйма!) таксисты оттачивают дизайн и оформление своих мотокарет. Смотришь — хочется прокатиться. Но спохватываешься: некуда!..

За вычетом вездесущих храмов и пары приведенных примеров в Лаосе нет ни осколков внятной самобытности (как в Камбодже или Вьетнаме), ни по-своему очаровательных знаков оригинальной модернизации (как в Таиланде или Малайзии). Старое разрушено, новое не создано.

Если подвести итог, то эта страна мало привлекательна и для праздных туристов, которым нужна глянцевая картинка, и для исследователей, которые любят погружение в местную жизнь со всеми ее колоритными подробностями. В случае Лаоса нет ни того ни другого. Если нет прагматических намерений, то путешествие туда — пустая трата времени, денег и здоровья.