Третий день театрального фестиваля «Сахалинская рампа» завершил эскиз спектакля «Время ожидания истекло». Двухчасовой коктейль из абсурда и черного юмора, приготовленный артистами Чехов-центра, среди прочих зрителей оценил корреспондент РИА «Сахалин-Курилы».
Постановка родилась зимой этого года во время гастролей труппы Чехов-центра в Псков. Между основной программой у артистов, которые жили «под Петербургом», появилось свободное время, и его решили использовать с пользой. Взяли пьесу молодого петербургского драматурга Владимира Антипова и под руководством режиссера Алексея Забегина, тоже из Санкт-Петербурга, представили этот эскиз в местном «Этюд-театре».
15 июня «акт хулиганства в Петербурге», как окрестил постановку худрук Чехов-центра Александр Агеев, показали на «Сахалинской рампе». И в театральной программке, и в начале самой постановки сообщается, что название пьесы хоть и отсылает нас к «абсурдистскому шедевру Самюэля Беккета «В ожидании Годо», но ничего общего с этим текстом в ней нет. Зато есть много другого — того, что нам ближе и понятнее.
Эскиз составлен из нескольких «лоскутов» — фрагментов, сюжетно не связанных между собой, но объединенных заглавием и лаконичной декорацией — серой стеной с дверью.
Первая и, пожалуй, самая хлесткая новелла — о «маленьком человеке», слесаре Сергее Геннадьевиче, для которого пришла «пора отдавать долги» государству и обществу. Сделать это ему предлагают весьма своеобразно — принести себя в жертву во славу Сварога. Да, в 21-м веке. Да, во славу бога-кузнеца, «слесаря-ремонтника, если угодно». Да, разрешив прилюдно сжечь себя на костре.
«Это же получается казнь, а я ничего не сделал», — робко отвечает слесарь троице вершителей судеб.
Большой начальник уговаривает его пойти на это по-хорошему — рассказывает, что тот станет национальным героем, а его мать будет за это получать пенсию «в пять раз больше», и приводит другие аргументы «за» (проблемы с алкоголем, отсутствие жены и детей, маленькая зарплата). Большой чиновник находит другой способ воздействия и выдает гневную тираду о том, что «ты никто и не жил никогда» с обилием ненормативной лексики и нелестных характеристик Сергея Геннадьевича. Преодолев многочисленные «не хочу» и «не могу», герой делает вывод, что «создан для того, чтоб умирать».
Во втором фрагменте на сцене появляются два человека в милицейской форме. Первый «напряженно о чем-то думает», второй «весь день ничего не ел» и, кажется, может думать только об этом. Голодный начинает разговор о шаурме, который постепенно перетекает в диалог про религию, потом восхищается маминой шарлоткой, признается в любви к баранине. «Напряженный» гастрономическую беседу поддерживает по-своему — признается, что любит кутью, вспоминая, что в детстве часто ее ел, так как в деревне постоянно кто-то умирал.
Странный диалог о пище земной и духовной между двумя мужчинами в погонах внезапно обрывается. «Духовный» достает пистолет, чтобы убить второго, цитируя при этом Священное Писание.
«Иисус спас только одного разбойника на кресте. Только один вошел с ним в Царствие Небесное. Разбойник — это я, а ты — мент… Но мы жили не по совести, мы в их глазах стали демонами, воплощением зла. Ты зло, и я тебя уничтожу. Чтобы восстановить равновесие, чтобы все было, как в Писании», — выдает он.
Автор «за кадром» сообщает, что зло повержено, а потому впереди — «светлое будущее, прекрасный мир добрых и жизнерадостных людей».
Третья история — про молодую парочку. Он и она пришли «куда-то туда». Девушка жаждет любви — о чем сначала тонко намекает, а потом уже говорит прямо. Молодой человек сопротивляется, но держит интригу до последнего, почему же он не может дать ей то, что она хочет. В итоге решается на своеобразный каминг-аут. Правда девушку шокирует, а зрителя — веселит. Юноша заявляет, что он краб, жертва ГМО и демонстрирует доказательства. А дядя его вообще — рак, и вовсе не по гороскопу, а из-за злоупотребления конфетами «Раковая шейка». При всей абсурдности происходящего фраза «я — краб» почему-то прочно оседает в голове, и ты начинаешь размышлять, а нет ли в тебе чего-то от этого членистоногого, который в случае чего всегда «в домике».
Еще один фрагмент, на первый взгляд, должен перенести зрителя куда-то в Древнюю Грецию. На сцене — пять женщин в античных нарядах и сандалиях, восседающих на высоких стульях. Все они мечтают попасть в харчевню «Неразумные девы» на брачный пир и подцепить себе там жениха. Но двери заведения закрыты, и в это время дамы развлекают себя разговорами. Почти у каждой из них печальный опыт отношений — сожитель-кавказец, которого интересуют только повозки и бои, муж пьяница и «кухонный боец» или бывший супруг, открывший в себе «новую сексуальность». Обо всем этом они рассказывают на современном языке без древнегреческой высокопарности, поэтому античный антураж перестаешь замечать очень быстро. Зато видишь и слышишь, на что готовы пойти женщины, чьи часики уже слишком громко тикают. Но, увы, и их время ожидания истекло.
Эскиз спектакля идет больше двух часов, поэтому обо всех «лоскутках» этого одеяла рассказать невозможно. Из объемной пьесы творческая группа намеренно не стала ничего выкидывать — показали и прочитали все. Материал немногочисленная публика (показ шел в Черном зале) оценила высоко, несмотря на обилие нецензурной лексики и мозговыносящих поворотов.
Худрук Александр Агеев отметил, что не уверен — останется ли этот спектакль в репертуаре Чехов-центра, слишком уж экспериментальной и хулиганской получилась постановка. «Боюсь, жаловаться начнут», — добавила реплику во время обсуждения директор театра Татьяна Корнеева.
По мнению гостьи фестиваля, хореографа Маргариты Красных, эта работа получилась цельной и имеет право на жизнь в репертуаре театра. За такое хулиганство на сахалинской сцене высказались и зрители старшего поколения.
«Как только вы предложите, аудитория найдется. Она не нужна здесь большая, массовая», — добавила Красных.
Александр Агеев после обсуждения пообещал подумать над предложением оставить «Время ожидания истекло» в репертуаре и провести опрос общественного мнения — на страницах Чехов-центра в соцсетях.