Доцент СахГУ Лариса Дорофеева преподаёт зарубежную литературу, читает Шекспира в подлиннике и пишет стихи на церковнославянском. Подробнее о героине — в нашем интервью.

— Лариса Владимировна, ваши студенты подтвердят, что о классиках рассказываете, как о живых…

— Мне даже снился сон, будто приглашают пройти в ректорат – сам Байрон приехал и меня спрашивает. Захожу в дверь приёмной, присела ожидать. Байрон выходит в цилиндре и с тростью. А я его спрашиваю: «Вы лорд?». Он отвечает: «Да». Я говорю: «Пожалуйста, извините наши провинциальные словоплетения на вашу тему». Эта ситуация напоминает воспоминания Раневской, у которой том Пушкина всегда лежал на прикроватной тумбочке, и она даже говорила: «Сплю с Пушкиным». Ей ведь тоже однажды приснилось, как она гуляет по Питеру и видит Александра Сергеевича, бежит за ним, а он восходит на мост, останавливается и говорит: «Как ты мне надоела!».

— Пушкин и Ваш фаворит тоже…

— Да, уже в пятилетнем возрасте я самостоятельно прочитала его сказки. А в восьмом классе одолела все десять пушкинских томов с ремарками и черновиками.

— Но главное место всё же занимает Шекспир?

— Конечно, Шекспир! Впервые я его прочитала ещё в четвёртом классе. Мы жили на дальневосточной железной дороге на одном из разъездов в Амурской области. Мама работала бухгалтером и частенько ездила в Хабаровск. Однажды она взяла меня с собой. Мы жили у маминой знакомой. В её квартире в моём распоряжении были книги. Я помню большущий фолиант Шекспира и «Гамлета», которого с изумлением читала.

— Прочитать «Гамлета» в младших классах — подвиг…

— А что мне оставалось делать? Картинки Делакруа… Интересно же, что там. Ведьмы какие-то… Гамлет меня сразу пленил — он такой там красивый, с черепом… Потом я курсовую работу по «Гамлету» написала, дипломную по эстетическому идеалу у Шекспира. Когда поступила в аспирантуру в МОПИ имени Н. К. Крупской, то хотела продолжать исследование, но мне сказали, что шекспироведов уже можно «солить». И диссертацию я готовила по поэзии Томаса Гарди.

— Что уникального в Шекспире?

— По-настоящему меня к Шекспиру «привязал» и сделал литературоведом Мика Морозов — тот сияющий мальчик с кудрявыми волосами, которого написал художник Валентин Серов. Когда Мика вырос, то стал образованнейшим человеком, шекспироведом, которого отмечали сами британцы. Он открыл для меня мир метафоры Шекспира. Это как бриллиант, силу которого я почувствовала однажды на концерте в Хабаровске. Я сидела вдалеке, но меня пронзил блеск бриллиантов в серьгах артистки — он бьёт на сто метров и дальше. У Шекспира так же. Когда «заглатываешь» эту метафору, поднимается адреналин, который хочется перевести в действие.

— Зарубежную литературу читаете в оригинале?

— В институте у меня английский был два раза в неделю. Могу спокойно читать, а разговаривать нет. Гарди тоже читала в оригинале. Я приходила в Ленинку с утра. Передо мной была кучка томиков. Я составляла словарь для каждого стихотворения. По итогу в 1967-м получилась диссертация, а оппонентом был Александр Абрамович Аникст (известный литературовед-шекспировед нашей страны — прим. ред.). Я на всём скаку стала поклонницей этого учёного и старалась попадать на все шекспировские чтения, куда съезжались фанаты из всех республик.

— Какие курьёзы из жизни преподавателя вспоминаете?

— В 1972 году я приехала на Сахалин, а начинала преподавать в Хабаровском пединституте. Часто вспоминается мой провал. Идёт заочная сессия. У меня лекция по Диккенсу, смотрю программу, там разные периоды его творчества, написаны десятки романов, а я читала около пяти. Что я делаю? Сбегаю с собственной лекции! Вот такая жизнь молодого преподавателя.

Был ещё случай. Роман Замятина «Мы» раньше был запрещён. Мы, молодые преподаватели, были тесно вязаны с местным Союзом писателей и на семинарах творческой пишущей молодёжи читали лекции. Я им рассказала, что есть такая литература — самиздат. Говорю, что видела такую книгу в Москве у друзей. Меня вызывает проректор по науке и говорит: «Вы упоминали запрещённый текст Замятина, но ваша собственная позиция была не гражданская, нужно было сообщить об этом».

— Поколения студентов Вас помнят как самого лояльного преподавателя, а Вы как вспоминаете выпускников?

— Я много лет читаю спецкурс «Аксиологические аспекты в творчестве Шекспира» и взяла себе за моду на первой лекции проводить анонимный рейтинг ценностей. И получаются разные портреты поколений. Например, у поколения, которое завершало прежний миллениум, на первом месте оказалась свобода. На том курсе многие говорили, что они закончат вуз и уедут за кордон. Студенты, у которых год рождения выпал на 2001-й, на первое место поставили семью, то есть свободу подвинули. А сейчас важно саморазвитие: образование, карьера и так далее. У каждого десятилетия получается своё личико…

— Как возник интерес к церковнославянскому языку?

— Старославянский у меня в вузе был на четвёрку. Когда в 1990-х церковь открыли, прекрасный знаток старославянского Нина Павловна Саблина вела занятия для широкой публики. Она уехала на материк, и встал вопрос, кому преподавать этот предмет в Воскресной школе. Получилось, что стала я.

— Как родилась книга стихов на церковнославянском?

— Как-то преподавала семинаристам. Один из них подарил Библию на церковнославянском. Читая, я поняла, что хочу написать текст. Так появилось стихотворение на букву «мыслете». Остальные 39 родились за две недели. Словарь и комментарии заняли ещё два месяца. Потом рукопись забрали в Москву. Оттуда я получила телеграмму, что книгу будут печатать.

— Какие планы на будущее?

— Хочу сделать второй выпуск «Азбуки». Готов сборник стихов «Что те принесу» на духовную тему и детская книжка военно-патриотических стихов «Витязь, явитесь». Очень хочется всё это напечатать.

Акцент

С 1972 года Лариса Владимировна преподаёт в островном вузе. 20 марта она отметила 85-летие. В этот день кафедра русского языка и литературы СахГУ провела большой праздник «85 лет в мире слов: праздник мудрости и вдохновения».

Читайте sakh.online