Валентин Анатольевич Богданов родился в 1935 году на Вологодщине. Работал на шахте, в районной газете. На Сахалин приехал в 1966 году. Закончил высшую партийную школу, трудился журналистом в газетах Северо-Курильска, Корсакова, был редактором, директором областного книжного издательства, заведовал сектором печати Сахалинского обкома КПСС, работал представителем газеты «Известия» на Сахалине. Она автор семи поэтических книг, член Союза писателей СССР. Умер в 1996 году.
В 1969 году В. Богданов представлял молодую сахалинскую литературу на V Всесоюзном совещании молодых писателей в Москве. Там островного поэта заприметил и поддержал известный писатель Владимир Солоухин, о чем он впоследствии вспоминал: «Его стихи подкупили тогда не оригинальностью, скажем, поэтических ситуаций, не остротой мысли (которые возможны и даже необходимы в прозе), но поэзией слова, поэзией строки, строфы, поэтической формулы, то есть поэзией в наиболее прямом и непосредственном значении…». Именно с ним появился в нашем островном ручейке российской поэзии распевный, чуть по-вологодски окающий строй поэтической речи. Здесь, на сахалинской земле, В. Богданов рос и развивался как поэт. Его негромкий, но чистого тона голос был хорошо слышен читателям журналов и сборников, выходивших на Дальнем Востоке и в Москве.
***
Калитка, чистое крыльцо
И тишина тропы прощальной.
Какое светлое лицо
У этой женщины печальной.
Он ей не муж, а просто так
Однажды в дом ее захожий.
Он совершит обратный шаг,
Так на предательство похожий.
У них не будет новых встреч,
Да вот и эту, словно замять,
Развеет, чтобы не беречь,
Необязательная память.
И не любовь, и не жена.
Застыла женщина у входа.
Как будто чуда ждет она,
А не прощального ухода.
Калитка хлопнет навсегда.
И не свершится в мире чуда.
Он без любви пришел сюда
И без любви уйдет отсюда.
И все равно – перед крыльцом,
Перед минутою прощальной:
Какое светлое лицо
У этой женщины печальной.
***
Давно уставшая гостить
И верить в чудеса,
Просила птица отпустить
В зеленые леса.
Просилась певчая моя
В свободу синевы.
И первый раз услышал я
Дыхание травы.
И первый раз увидел, как
Светло мое село
И небо, где издалека
Шла туча тяжело.
И я затих, как бы молясь
На мир во все глаза.
И первый раз через поля
Прошла моя гроза.
Я птицу выпустил из рук.
Взошла в моей судьбе
Пора свиданий и разлук
И нежности к тебе.
***
На причале
Печальное эхо былого, как вздох.
У этого моря, на этом причале
В далекую осень отпел твой гудок,
Прощальные чайки мои откричали.
И зимы и весны прошли чередой.
Я памятью к осени той возвращаюсь.
По-прежнему чайки парят над водой,
А люди смеются и плачут, прощаясь.
И что-то кричат теплоходу вослед,
Как будто их с палубы могут услышать,
И машут руками, платками, и нет
На скорую встречу надежды превыше.
Я тоже машу под прощальный гудок,
Под слезы чужой и любви и печали,
Чтоб люди не знали, что я одинок
У этого моря, на этом причале.
***
Рыбачка
На берегу, где пыль морская
Теряет свой соленый след,
Живет рыбачка молодая,
Другой такой на свете нет.
О ней рассказывают байки
И сами верят во вранье.
И непоседливые бабки
Глядят с укором на нее.
О ней такого понаскажут.
А все от зависти, поди.
Все оттого, что руки глаже
И кофта выше на груди.
И что в глазах ее бездонных,
Где тонет неба высота,
Как у Сикстинской у мадонны
Незамутима чистота.
И пусть свидания случайны.
И ей о них не вспомнить вдруг.
Но я ручаюсь, я ручаюсь
Всей безраздельностью разлук,
Что на земле, где столько блажи
И столько есть душой глухих,
Вот эта женщина не скажет
Плохого слова о других.
И потому в морях, где ветер
И нет покоя кораблю,
Я больше всех на белом свете
Вот эту женщину люблю.
***
Шикотан
Александру Селюнину
За циклоном накатит циклон…
Но лишь только погода стихает,
Снова волны, устало вздыхая,
К рыжим скалам идут на поклон.
Снова в бухтах светлеет вода
И парят над утесом орланы,
И уходят, у3ходят суда
Из сияющих бухт Шикотана.
Значит, снова в рыбацком краю
Будут жарки путинные ночи.
Узнаю, Шикотан, узнаю
Твой характер и почерк рабочий!
Далеко отступил горизонт,
Дальше синих вершин Кунашира.
И лежит океан бирюзов –
Всех других бирюзовей и шире.
Разузорил осенний наряд,
Разукрасил на острове сопки.
И орланы спокойно парят
Над утесом в дозоре высоком.
Шикотан, молодой Шикотан!
Ты и сам, уподобясь орланам,
Как дозорный рыбацкий орлан,
Над великим паришь океаном.
***
Лапушка
Лесная речка лапушка
Из дальней дали к нам
Бежит, журчит по камушкам,
По донным валунам.
Качает мхи-бородушки
У берега волной,
И нет иной заботушки
У реченьки лесной.
А мы в лесу, что лешие,
Устав до немоты,
На куст рубахи вешаем
У пенистой воды.
Склоняемся над струями
И наголь, без рубах,
Мы с Лапушкой целуемся
До ломоты в зубах.
И пахнет она ландышем
И смолами корней,
И солнца слиток рядышком
Лежит среди камней.
А речка заливается.
И так приятна речь,
Что как рукой снимается
Усталость с наших плеч.
***
Много это или мало:
Сорок градусов мороз,
Десять верст до перевала,
С перевала двадцать верст?!
Домик твой за перевалом,
Возле дома дремлет ель.
Окна снежным покрывалом
Занавесила метель.
Но и сквозь ее завесы,
Где бы след мой не пролег,
Из-за гор и из-за леса
Я увижу огонек.
Полетит метель под лыжи.
Пусть дорога далека.
Только нет на свете ближе
И роднее огонька.