Сахалинский немец воспитал десятки журналистов и писателей
Этого отзывчивого и светлого человека знают многие и на Сахалине, и на Курилах. Потому что трудно сыскать второго такого бескорыстного и талантливого, как Михаил Шмидт. Одни поют под гитару его бардовские песни у костра, другие читают стихи, третьи помнят искрометные журналистские материалы. Но особый дар этого земляка, которому исполнилось 77 лет, — пестовать молодые таланты, радуясь каждому, как ребенок. Он, как никто, умеет поддержать ростки, чтобы однажды они дали хорошие всходы.
Как ответил за Сталина
— Почему я не покидаю Сахалин, не перебираюсь, например, в спокойную и сытную Германию? Тем паче и фамилия у меня вполне подходящая. А действительно, почему? — переспрашивает не то меня, не то самого себя Михаил Яковлевич. — Отвечать банально, мол, люблю дорогой моему сердцу край, не буду. Мы здесь далеко не всегда имеем все желаемое. В нашей непростой жизни хватает штормов и прочих природных и рукотворных катаклизмов. Но вот ведь заворожила меня островная земля. Что-то в ней есть такое, благодаря чему остаешься верным ей до конца. Так что мой ответ не в простых дежурных фразах...
Скорее всего, ответ на вопрос кроется в истории его ломаной, словно электрокардиограмма, линии жизни. Неласковым днем 22 мая 1946 года транспортное судно «Жан Жорес» встало на рейд в бухте Южно-Курильской. За гладью залива, отливающей серой сталью, едва проглядывался берег и невзрачные дощатые бараки, где ему предстояло прожить 20 долгих лет.
То курильское детство оставило в душе свое, неизгладимое. Жизнь преподнесла юному Мише Шмидту первый жесткий урок пасмурным утром 5 марта 1953 года. Он подходил к школе, когда у крыльца его встретил сосед по парте и спросил, знает ли тот, что Сталин умер?
— Конечно, знаю, — ответил я. — Потом, помедлив, добавил: а может это и к лучшему?
Что произошло дальше, Шмидт много позже описал в своей поэме «Сердце памяти».
— Мне, одиннадцатилетнему наивному дурачку, бесконечно верящему в доброту и понимание окружающих, был дан первый сигнал высшего разума, что мир обособлен и каждый сам по себе. Каждому в отдельности наплевать, что произойдет с тобой, лишь бы его корова была жива, — говорит он. — Откуда мне было знать, что одноклассник все перевернет в своем глупом умишке и понесет по школе: «А Шмидт сказал, мол, хорошо, что Сталин умер». И это, простите, не философское «может быть», это был в то время криминал! Слова врага, который если не сдается, то его уничтожают.
Эту историю повзрослевший Михаил Яковлевич как-то рассказал американцу. Была встреча с издателями из Ванкувера. Тот искренне удивился, что после такой передряги он не уехал из страны. Только ему в ту последнюю сталинскую весну еще не было 12 лет. С его багажом знаний о мире куда было рыпаться? И потом, избивал ведь пацана не Сталин, а те самые умники, которым надо было излить горечь смерти вождя. Те самые, кто в своих извилинах таили страх перед будущим, видели крах всех надежд, что воспитали в себе за годы его правления.
Уроки армейской жизни
По всем параметрам Михаилу нельзя было идти в армию. Зрение неважное. Соблазнил военком, предложив Благовещенское танковое училище. Стать офицером — мечта всех его сверстников! Но в училище медики придрались к мелочам и отправили назад. Есть подозрение, что подвела фамилия. По иронии судьбы служить срочную посчастливилось в танковых войсках. Был механиком-водителем плавающего танка, но с машины все-таки сняли по зрению, отправив в штаб писарем.
Там жизнь преподносила новые уроки. Поступать в Благовещенск посылали его вместе с одноклассником, которого приняли. Этот парень еще в школе проявлял признаки цинизма и злой иронии по отношению к сотоварищам: любил грубо подшутить, особенно над теми, кто физически слабее. Правда, только в том случае, когда останется безнаказанным.
— Так вот, на втором году службы приехали на практику курсанты Благовещенского танкового училища, среди них и тот друг детства, как я считал. Повинуясь порыву души, кинулся заключить его в объятия, но не тут-то было, — вспоминает Шимдт. — Он как-то резко всплеснул руками, дав понять, что не желает афишировать знакомство, ему это может повредить в будущем. Так я понял — мой однокашник далеко пойдет, отталкивая всех, кто так или иначе помешает его карьере.
Погоны сменил на блокнот
Еще через год в полку объявили набор во Львовское высшее военно-политическое училище, где готовили и военных журналистов. Михаил сразу подал рапорт. Во-первых, желание стать офицером никуда не исчезло, во-вторых — хотелось уехать подальше от Курил. И снова не судьба. Подготовительные курсы прошел, положительный ответ получил, но заболел и пролежал в госпитале ровно сто дней. Комиссовали подчистую.
Вернулся на Кунашир, решил работать в районной газете «На рубеже». Здесь он в полной мере осознал, что журналистика — это его дело на всю оставшуюся жизнь. Однако вскоре сбежал, смеясь, вспоминает сегодня Михаил Яковлевич. Правда, недалеко, в Холмск. Отсюда через пару лет надеялся махнуть на материк.
Взяли в штат главной местной газеты «Коммунист» собственным корреспондентом по городу Чехову. Впрочем, отсюда пришлось однажды уйти. Михаил, уже известный журналист, не чурался тогда компаний. Его с удовольствием привечали все, начиная с хлебосольных рыбаков. Неудивительно, что стал изрядно попивать. В итоге редактор вызвал на ковер. Такое вмешательство в личную жизнь разозлило.
— Редактор «Коммуниста» росточка был невысокого, слегка прихрамывал, печатался в газете довольно редко, — рассказывает наш герой. — Мне же, как собственному корреспонденту, приходилось писать много, дабы оправдать свою ответственную должность. Вот и ляпнул: «Нельзя спорить с литературным карликом, он всегда бьет ниже пояса…» Позже, конечно понял, насколько был неправ.
Жизнь крепко отомстила за обиду, нанесенную хорошему человеку. Отдел пропаганды и агитации Холмского горкома КПСС направил Михаила директором Чеховского дома культуры. Там неопытный кочегар при новом руководстве разморозил отопительную систему. Убытков на 10 тысяч (!) рублей. Партийная организация повернула дело так, будто эти деньги Шмидт присвоил. Ложь несусветная. В эйфории негодования он бросил партбилет на стол, дескать, не по пути ему с такими «коммунистами».
— В итоге меня исключили из партии — за «корыстное использование служебного положения». Народный суд потом разобрался, никакого криминала не нашел и отпустил с миром. Только осадок от несправедливости остался. Вроде и самое время было уехать куда глаза глядят, за границу. Но подобная мысль почему-то даже не родилась в голове, — продолжает Михаил Яковлевич. — Видимо, родина всегда остается там, где вырос, где добывал свой грамм радия ценой хребта, где обливался соленым потом. Хотя передо мной закрылись все двери, потерял все, что успела подарить судьба. Пришлось начинать жизнь сначала, с тех профессий, что приобрел в юности. Но уехать даже во сне не думал.
Начал жизнь с нуля
Ради куска хлеба освоил пять-шесть рабочих профессий. Но связи с газетой не терял. А к восьмидесятым годам, кроме статей и стихов, начали рождаться песни. Михаил стал лауреатом бардовских фестивалей — областного, а потом и всесоюзного. Тут самородка взяла под крыло Хабаровская писательская организация. С ней он колесил по городам и весям от Курил до Урала, от Певека до Уссурийска, пока не наступили лихие девяностые, загнавшие на БАМ на долгие девять лет. Тогда в полной мере ощутил тоску по своей малой родине и вернулся в Холмск. Блудному сыну дали пусть и неказистое, но все-таки жилье. Таскал статьи в «Холмскую панораму», «Сахалинский моряк», «Губернские ведомости»…
В 2006 году предложили ему вести клуб юных журналистов. Согласился с радостью. С тех пор практически каждое лето пара его подопечных едет на материк и успешно поступает в вузы, в том числе на факультеты журналистики. С годами клуб преобразовался в литературно-музыкальное объединение «Парнас». В нем соединились бардовская лаборатория, литературная группа, журналистика...
Результат этой работы — десятки грамот и призов, более тридцати сборников стихов и прозы холмских литераторов. А несколько лет назад в издательстве «Русский остров» вышел роман-сказка «Сказание волков» десятиклассницы Сабины Потехиной. Девочка написала его еще в 13 (!) лет. Относительно недавно одиннадцатиклассница Дарья Лакеева отдала на суд «Парнаса» свой роман в стиле фэнтези «Дьявол моего дома». Сейчас идет подготовка произведения к изданию.
— И я тешу себя надеждой, что именно «Парнас» дает участникам достаточно знаний, чтобы успешно преодолевать ЕГЭ, а затем поступать в институт. Маша Рачковская, к примеру, сдала экзамен по литературе на 96 баллов из 100 возможных, — подчеркивает Михаил Яковлевич.
Он прокуриленный насквозь
— И от всего этого умчаться за тридевять земель киселя хлебать?! — снова задает он себе вопрос, что подняли в самом начале разговора. — Да помилуй Боже! Наша семья прожила на Кунашире два десятка лет с гаком и все-таки уехала. Материк не стал моим братьям и сестре родным домом. Ностальгируют. Только обжились, обросли скарбом, пустили корни. Разве со всем этим расстанешься. Нашел недавно в соцсетях доброго дружка детства Эдика Шпильтае. Помотало его по свету. Даже на Новой земле побывал, а сейчас живет в Израиле. Кунашир для него пусть и давняя, но светлая эпоха. Еще один земляк, Валентин Решетенко, живет в Павловском Посаде. Приеду в гости, и все разговоры у него о Южно-Курильске. Так как же уехать с Сахалина?
Наверное, полуосознанно все эти мысли Михаил Шмидт переложил на бумагу еще в конце семидесятых в стихотворении «Не по мне поля Кубани». Его опубликовал в 1981 году журнал «Дальний Восток». Заканчивается оно строчкой «весь я прокуриленный, весь просахалиненный». В этом вся его жизнь, которую сотворил и которая сделала его. В этом он сам.