Наркозависимый сахалинец получил второй шанс в центре реабилитации «Жизнь». Интервью

Каждому, кто читал мифы Древней Греции, знакома история про сизифов труд. Боги обрекли Сизифа толкать в гору тяжелый камень. Он не мог ни остановиться, ни повернуть назад — смысл его существования был только в движении, а любая ошибка грозила обернуться катастрофой. При этом завершить свой труд Сизиф не мог: камень каждый раз тянул его вниз.

Подобной, не менее тяжелой работой занимается каждый, кто пытается преодолеть наркотическую зависимость. И великое счастье, что есть люди, которые помогают наркоманам выздоравливать — например, организуют реабилитационные центры, где желающие могут жить и совместно бороться со своей болезнью по специальным методикам. Но важно понимать одно: самостоятельное излечение невозможно. Об этом рассказал и Виктор, который пять месяцев сражался с собой.

Sakh.online: Как бы ты мог описать в нескольких словах свою жизнь — до реабилитации и после нее?

— Употребление наркотиков — как секс с гориллой. Во-первых, с гориллой можно заняться сексом только тогда, когда она этого захочет. Решает она, а не я. А после этого она смотрит прямо в глаза и говорит: «Только ты никому не признавайся, как нам было с тобой хорошо — может, еще попробуем».

А выздоровление — это подъем по эскалатору, который движется вниз. Я иду, иду, до вершины не добраться, а остановиться нельзя — утянет на дно. Если не ломать устоявшиеся нейронные связи, не делать что-то непривычное, новое, — очень быстро замотает обратно.

Sakh.online: Все это очень образно и страшно. Заставляет задуматься. Понимаем, что все попадают в зависимость по-разному. Одних приводит любопытство, других — компания. Если можешь, расскажи — как это было?

— Я рос без отца, поэтому находил примеры мужского поведения в криминальных кругах — других-то примеров и не было. Дома меня не понимали. Прихожу, там постоянно: «Ты должен то, ты должен это». Зачем мне там жить, если там нет свободы? Казалось, что настоящие друзья, которые меня любят, — в подъезде и во дворе. С алкоголем у меня не складывалось. Когда все ребята пили, мне было с ними неинтересно, я пил через силу — стакан-два — потом ложился спать. Где-то лет в четырнадцать я познакомился с наркотиками и понял, что это, наверное, мое. Таким образом я мог абстрагироваться от всего мира.

Если вспомнить, многое начиналось с рэпа. К чему я стремился в свои 16-17 лет, если я слушал такую музыку, где главное — не семья и работа, а «мутки», движухи, криминал? По сути, мои ценности были подменены с раннего возраста. Сам я не отсюда, у нас в городе не приветствуются синтетические вещества. Я сам постоянно их бил, наркоманов, критически к ним относился.

Но однажды пришлось одного, можно сказать, спасти. Он был высокопоставленным человеком, начальником. Мы с ним сдружились, и как-то раз он попросил подержать у себя вещество, синтетику. Я тогда с девушкой поругался, был в ссоре. Спрашиваю: «Я попробую, возьму?» Он разрешил, но предупредил — смотри, можно не остановиться. Я не поверил.

И в итоге четыре дня ползал по дому. Раз, два, три — смотрю, уже половины-то нет. Думаю, сейчас я ему расскажу, что вещество украли. Потом думаю, нет, лучше подсыплю ему таблеток. Но, когда я отошел от этого состояния, мне оно не понравилось. Голова в порядок пришла, я думаю: «Козел, ты что мне дал?!» С такой злостью позвонил ему, все выговорил. Не знаю, почему, мне не понравилось то состояние, и тем не менее я начал употреблять дальше. По сути, влюбился в этот наркотик с первого раза. Я скрывал. Мог употреблять трое суток и прийти домой. Меня уже отвезли в реабилитацию, а бабушка и дедушка до сих пор не верили, что я употребляю.

Я был ограничен кругом общения, мог общаться лишь с теми, кто меня понимает. А если я нахожусь в употреблении, кто меня поймет? Только такие же. Бабушка и дедушка — они у меня старенькие — просили прийти помочь, убраться, поскольку дом большой. Я вроде бы искренне верю: да, я завтра приду, потому что они меня воспитывали все детство, это мой долг, нужно им помочь. А когда появлялось вещество, я уже не мог справиться. Не мог себя контролировать — пока все не кончится, не остановиться. Потом день-два отходил, и все заново. И мне совсем уже не важна эта уборка, да и эти люди. Моя девушка, которую, как я думал, я искренне любил, мои родители, мои друзья — все, кто мне говорили, что со мной происходит что-то не то — сразу становились моими врагами. Они пытались мешать моему употреблению, но я отвечал, что они просто не знают, как жить.

Насколько я сейчас вспоминаю свою прошлую жизнь, у меня не было ни планов, ни целей — одна бессмыслица. Единственная цель — это найти, найти сегодня, чтобы себе облегчить жизнь, чтобы мне было хорошо, чтобы получить это лживое удовлетворение своих потребностей, этот самый кайф. И мне было неважно, какими способами я должен был его добывать. Нет, у меня остались нравственные ценности, убеждения, но… Сначала перекидал всех друзей, с кем общался, занимал, обманывал. Потом переключился на других зависимых, пока еще они хотели со мной общаться.

Помню, что всегда говорил: не буду тратить на это деньги, потому что вещество постоянно было в доступе у определенных людей, я мог просто приходить и брать. Помню, как в первый раз дал на это деньги. Потом помню, как в первый раз сам поехал забирать, как я купил в первый раз. В итоге я всегда делал то, что обещал себе не делать. Наверное, мысли материализуются — все, о чем я чаще всего думал, то и притягивал к себе.

Однажды я с помощью хитрости и манипуляций нашел большой вес, два килограмма. И начал употреблять все это дома. И думаю, вот оно — мое. Я свое нашел. Счастье привалило. На самом деле, это разрушило мою любовь, разрушило мою дружбу. У меня жил друг, я его устроил на работу к своим знакомым. Опять же, обеспечивал себе комфортное употребление, чтобы он работал, мог брать аванс и легко доставать наркотики.

В итоге он ушел из жизни добровольно и написал предсмертную записку, что в этом виноват я. Сначала он пропал, его искали около двух месяцев, а он в двухстах метрах от моего дома оказался, в лесу. Все, что от меня требовалось, чтобы доказать свою невиновность — это пройти исследование на полиграфе. Но я не мог туда попасть пять раз. Я доходил до следственного комитета, употреблял и возвращался. Сколько раз мне звонил начальник отдела, чтобы приехать и поговорить, а перед разговором, якобы для смелости, я употреблял — и никуда уже не хотелось идти.

Sakh.online: Скажи, а были попытки остановиться?

— Да, такие попытки были. У меня однажды была ремиссия. Я уехал в свой город, достать там было невозможно. Нет, ну как, с собой-то я взял. Три месяца я там просидел. Знаешь, у меня появилось чувство, что я могу. Занимался делами, наверстывал упущенное. И вдруг как-то раз сижу дома, включил сериал. А там момент употребления. Так у меня даже во рту появился привкус. Я пошел к другу, попросил у него машину и уехал в Южный в эту же ночь.

Это никогда не отпускает. Уже после реабилитации я нашел закладку. Шел на занятия, а по привычке смотрел под ноги. Снег подтаял, и вот оно, лежит во дворе. Я не смог ее не поднять. Поднял, шел, думал. Хорошо, что есть ребята, которым я не безразличен. Мне было с кем это обсудить, и мы просто пошли и смыли вещество в унитаз. После реабилитации ко мне вернулась способность анализировать. Ну, употреблю я, и что дальше?

Sakh.online: Другими словами, вернулась способность аналитически мыслить. Каким образом в центре это удалось восстановить?

— Первое, и самое сложное — это режим дня. С детства я всегда боялся режима, из-за этого в армию не пошел. Боялся тюрьмы, хотя каждый день ходил под статьями. Но я не считал это опасным. Думал, что все в норме. Постепенно привыкаешь к этому риску, появляется азарт: «Ну попробуйте, поймайте меня. Я самый хитрый, я всех могу обмануть». Но обманываю лишь сам себя.

А в центре все иначе. Вот представьте, подъем в семь утра. Я ленивый наркоман, как я могу просыпаться в семь утра, если у меня ночной образ жизни? Дальше зарядка. Опять же — какая зарядка? Всегда думал, что у меня болит спина. Да и зачем мне это? Либо хожу по лесам, либо сплю дома. Здоровое питание, завтрак, обед и ужин. Есть утреннее собрание, постоянно пишем дневники чувств. Мне как зависимому человеку очень важно отслеживать свои состояния, потому что именно из подавленных эмоций возникает тяга.

Допустим, я выздоравливаю, но живу-то я в обществе. Не все люди мне приятны. С кем-то я сталкиваюсь и начинаю нервничать: проявляется обида, злость, раздражение на них. Но если с этими эмоциями никак не поступать, они будут жить внутри и делать свою разрушительную работу. Точно так же и со стыдом. Когда я употреблял, я делал многое, за что мне позже было стыдно. Эти ситуации могут забыться, но само чувство никуда не денется.

Так вот, при написании дневника чувств есть определенный порядок. Примеры из детства, примеры из употребления, самые тяжелые примеры, и так далее. Записывать нужно чувства, реакции тела, мысли. Грубо говоря, я сидел за обедом и рассердился на соседа, потому что он чавкал. Или, допустим, мне говорят, что у меня есть те или иные проявления зависимости — а меня это злит. Одно из проявлений — на внешние обстоятельства реагируешь сразу, не думая. С девушкой переписываешься, что-то пошло не так — и все, заблокировал ее. Потом задумаешься — а зачем я это сделал, все равно ведь потом разблокирую. И вот сижу я, пишу, а самому смешно. Думаю, зачем все это. Но потом мы все собирались вместе и зачитывали написанное. И, знаешь, порой накатывали слезы. Я заново проживал эти чувства уже в трезвости, и освобождался.

Также есть там трудотерапия. Что касается меня, то я в жизни никогда не работал, ни на кого не трудился. Всю жизнь хотел быть каким-то блатным, потому что там было много наркотиков, лживая власть — все это казалось привлекательным. В центре все и всегда заняты. Девочки моют полы, парни идут в лес за дровами — делают все необходимое для обеспечения дома. Хотя я там видел и таких, кто не умеет готовить вообще.

Sakh.online: Насколько сложно было решиться на реабилитацию?

— Я хорошо помню этот момент. Я всю ночь проспал в лесу, потому что получил передозировку, до этого не спал шесть или семь дней. Нашел вещество, употребил и уснул — стоя, около 10 часов вечера. Пока я стоял, похоже, меня обокрали. Проснулся среди ночи — холодно, ни вещества, ни телефона. Хотя, может, я просто все это потерял, не помню. И шел утром, молился — второй раз в жизни. Впервые молился, когда получил первую передозировку — чтоб отпустило, потому что боялся смерти. Но когда пришел в норму, думал: какой я молодец, справился. Я даже забыл свой страх, забыл, что молился. Воспринял это как должное. Так вот, тем утром я шел и просил: «Боже, пошли мне правильных людей, направь меня». И через два дня поехал на реабилитацию.

Знаете, у меня всегда был страх перед этими центрами. Я слышал и думал: либо дураки туда попадают, либо насильно запихивают. Но я убедился, что многие приезжают туда сами, когда уже потеряли всякую надежду справиться с проблемой самостоятельно. То есть, они достигли своего дна и другого выхода не видят. Если бы меня два года назад отправили на реабилитацию, я был бы этому очень рад.

Сейчас-то я знаю, что боялся напрасно. Центр — это большой загородный дом. Я и сейчас бы хотел туда поехать, потому что мне там спокойно. Я — в безопасности. Со смехом сейчас вспоминаю: когда приехал в центр, думал, что там все подставные. У меня было много страхов: этим заплатили, этот вообще тайный психолог. Я не видел реальности, постоянно жил сомнениями, в недоверии людям, потому что видел мир через свою призму. Я считал, что мир относится ко мне так же, как и я к нему.

Важно, что я не нахожусь наедине с собой. Допустим, сижу я в группе, захотелось побыть одному. Поднимаюсь к себе, и начинается тяга. Это отдельный феномен, у всех по-своему проявляется. У меня тяга связана с картинками в моей голове. Вот сижу я на лекции, а мысленно уже по лесу иду, смотрю по сторонам, ищу, под каким деревом лежит. Это важно выносить из себя. В таких случаях в центре просто сказать — ребята, я в тяге. Они помогут, отвлекут — две минуты, и ощущение ушло. А если это в себе оставить, то кончиться может непредсказуемо. Вернее, очень предсказуемо. Сформируется желание, которое перерастет в действие. Нас также обучали, как можно самостоятельно выходить из тяги. Можно, например, начать считать цвета в комнате — хоть чем-то голову загрузить.

Sakh.online: Что изменилось после курса?

— Разумеется, тяга никуда не исчезла. Это было бы слишком просто. В центре мне дали четкие рекомендации, которым я должен был следовать. То есть, не встречаться со знакомыми по употреблению, поменять номер телефона, не пытаться направить других людей на путь исправления — пока сам еще не окреп. Естественно, мне стало жалко девушку свою, с которой мы вместе принимали наркотики. Однажды я заметил ее странное поведение, мы приехали к ней домой, там было вещество. Я долго думал, но все же употребил. По сути, за ночь я вернулся назад. Вернулись параноидальные мысли, началось обесценивание. Мне хотелось продолжить, но я смог остановиться. В том числе, помог курс социальной адаптации. С тех пор прошло уже почти два месяца, я в порядке.

В целом, многое изменилось. У меня восстановились ценности, такие как семья. У меня нет перепадов настроения, связанных с обычными вещами. Например, раньше идет дождь — ну как же так, дождь на улице, сейчас бы солнце. Светит солнце — да сколько можно, жара эта, когда же дождь. Не было золотой середины, я постоянно находился то в прошлом, то в будущем, а здесь и сейчас я никогда не жил. Счастье в умении ценить то, что есть.

Теперь у меня есть планы: устроиться на работу, купить машину, получить образование. Я каждый день делаю маленький шаг в будущее, и радуюсь этому. Дедушка с бабушкой счастливы: «Он с нами разговаривает» — и плачут. Я-то понимаю, что я их просто избегал, за два года был пять раз, поесть приходил. Это люди, которые меня воспитывали, отдали лучшие годы своей жизни. А я считал это нормой. Сегодня для меня очень важно, что они улыбаются, поддерживают меня, я начал им помогать.

Сегодня я нормально принимаю критику других людей. Хотя прекрасно помню свое прежнее отношение к наркоманам. Если я раньше слышал, что кто-то употребляет, такие люди вызывали лишь презрение. И мысли, что уж со мной такое точно не произойдет. Но в итоге я сам столкнулся с этой проблемой. Если другие люди критикуют, это значит, что им страшно. Они боятся сами столкнуться с таким, боятся за своих детей. Это здоровый страх.

Человек может бросить наркотики, а замещать-то надо. Кто-то уходит с головой в работу, кто-то в спорт или даже в шопинг. Я пытаюсь заполнить общением, эмоциями. Где найти источник радости? Пока я только учусь это делать. Для меня самое главное — это не вернуться обратно.

Помогая другим, я остаюсь трезвым. Этому способствует и общение с людьми, которые идут тем же путем. Я не хочу обратно. Мне это не нужно. Я устал. Я могу общаться с теми, кто еще употребляет, по телефону или как-то еще. Но лично мы не встречаемся — осознаю, что для меня это опасно. Мне сегодня хорошо, я случайно нашел закладку и так же легко ее выкинул. А завтра мне будет плохо, я на всех обижусь, будет тяжелое состояние — а мозг тут же услужливо подскажет, мол, не теряйся, можно же обезболиться. И все будет хорошо, друг. Поэтому я остерегаюсь таких отношений.

Выздоровление — это дело каждого. Личная ответственность. Я осознаю свою болезнь и понимаю, что мне придется с этим жить до конца. Это болезнь замороженных эмоций. Справиться с этим в одиночку невозможно, нужна помощь таких же, подобных тебе. Иначе в голове будет работать отрицание. Если брать мои самостоятельные попытки тормознуть, то я всегда возвращался к употреблению, хотя сколько раз говорил, что я не буду, я клялся себе и свято в это верил. Человек может начать выздоравливать сам, но перед этим он должен коснуться дна. Беда в том, что доживут до этого не все.