Ведущий радио «Комсомольская правда Сахалин» Иван Никашин поговорил с героем о его изобретениях и творчестве.
— Михаил, вы из пионеров рисования на улицах. Сами помните, что вы сначала нарисовали когда-то на стене?
— Да, помню. По моим наблюдениям, чаще всего, когда человеку дают в руки баллончик с краской, он пишет на стене имя любимого музыканта, название любимой команды, кто-то ругательства какие-то… Я не стал исключением — создал какую-то надпись, связанную с музыкой. А потом уже подумал, что надо вообще изображение собственного имени придумать, и придумал на второй или третий раз.
— Я, честно говоря, вот к граффити так себе относился, у нас было не принято расписывать стены… И, с одной стороны, это такое яркое послание всему миру, знаете, как у Высоцкого — «Там в общественном полном туалете есть надпись на русском языке». Хотя кто-то считает это искусством… По мне, все же субкультура. Стены расписаны красиво, интересно, но все-таки это субкультура. Или сейчас это стало нечто больше?
— В историческом контексте все начиналось с граффити, которое вышло из гетто, и в этом, может быть, и минус есть, но и плюс в том, что это свободное такое творчество. Любой может взять баллончик, пойти нарисовать что угодно, свободное от академического рисования, которого у меня, например, нет. То есть — это такое свободное творчество. Что хочешь, то и нарисовал, и где хочешь, нарисовал. С того момента прошло 40 лет, затем появился стрит-арт. Когда ты пишешь какой-то рисунок, а не послание. И еще позже нам стал известен мурал, который вообще всегда легальный. Даже финансировать может горадминистрация, по крайней мере, так происходит в Москве и Санкт-Петербурге. И нелегальных художников стали уже ценить.
— С образованием, мне кажется, как-то полегче?
— Есть плюсы и минусы. Наример, рука поставлена, но воображение забивают так, что оно отключается. Ты просто пытаешься нарисовать красивую картину. Сам услышал от художников, которые с образованием, что их заставляли головы гипсовые рисовать, которые они потом просто ненавидели. Современное искусство отличается от академического тем же: ты рисуешь образы из головы, не реальность.
— Когда едешь по железной дороге, уже не в диковинку, что здоровенные заборы близ выезда из Москвы покрыты надписями. Теперь уже крупномасштабными полотнами. Все ярко, красиво, в общем-то глаз радуется. В Питере уже концепция присутствует, четкая художественная мысль, которую считываешь и получаешь удовольствие. А вот потом пошли муралы, фактически госзаказ. То есть это стало частью нашей жизни?
— Да, муралы можно назвать социальным посланием. Знаете, есть скульптуры, а есть памятник-изображение на стене. И далеко не всегда это госзаказ.
— Из искусства хулиганского стрит-арт стал социально одобряемым. А теперь оказывается, что мурал можно нарисовать с помощью дрона. Это вы придумали?
— В 2010-м впервые обратил внимание на БПЛА. Тогда дроны ещё были такие, с самодельными крыльями, маленькими примотанными камерами, люди мастерили себе очки из очков для сноубординга. И в 2015-м уже стал задумываться серьезно купить такой аппарат — они дорого стоили, но стали входить в массовое потребление. Один американец-граффитист пытался даже что-то нарисовать, прикрепив баллончик с краской к беспилотнику — получились, конечно, какие-то кривые надписи, потому что так дроном очень сложно управлять.
Работать нужно в трех плоскостях, а еще влево-вправо, и расстояние до поверхности на всей площади должно быть одинаковым до поверхности. Баллон должен быть на определенном расстоянии от стены, на него нужно нажимать с определенной интенсивностью. Я решил совместить все технологии, но не хотел пульта, иначе по-дурацки получается. Получается, мне нужно полностью контролировать все процессы.
Дрон должен быть полностью запрограммированный, полностью автономный. Этого никто не делал до 2017 года. Один из российских заводов предложил мне тогда сделать персональную выставку, это был центр современного искусства. Там был огромный зал. И дрон впервые выступил ассистентом, подмастерьем художника.
Позже подключили ещё инженеров: мы взяли технологии, датчики поставили на дрон. Камеры развесили вдоль стены и стали контролировать таким образом перемещение дрона. Перемещение дрона контролировала одна программа, три камеры — другая, нажимание кнопки в разных режимах — третья. И так далее. Свою вай-фай-точку заводили.
— И сколько у вас в итоге людей участвовало в проекте?
— 8-9 человек.
— Понятно, что это интересное инженерное решение. Но, допустим, картину, мурал, после отработки можно будет тиражировать?
— Да, конечно.
— Где можно будет посмотреть, как вы это все делаете?
— Пока в Южно-Сахалинске мы утверждаем стенку, но вы точно о ней узнаете, потому что она будет в центре города. В целом над муралом будем работать около двух недель. Пока подготовим стену, получим все разрешения на использование БПЛА… процесс небыстрый.
— Это исключительно творческий проект или с коммерческой жилкой?
— У меня есть бюджет на выставку, оплата расходников, но я с этого ничего не зарабатывал. Это моя идея, мой проект, мне вообще круто это реализовать. Это нормально, что все — инженеры, программисты и другие участники — получают гонорар.
— Последователи, которые становятся конкурентами, у вас есть?
— Нет, проект реально проект. Это уникальные истории мировые. Был американец, который с пульта управлял. Он увидел в 2017 году мой проект, и ничего лучше не придумал, чем позвонить инженерам, нашим московским ребятам, которых я привлекал. Они тоже оказались не очень чистоплотные и начали ему за деньги рисовать вот этой технологией, которую со мной они получили. Американец стал выкладывать в соцсетях…
— Не получали патент на авторство?
— Там очень сложно патентовать цифровые эти истории, код чуть-чуть поменял или пропеллер другой поставил, и все — новый патент.