После ВОВ на Сахалине скрывался украинский военный преступник

Сегодня, 08:03ОбществоФото: УФСБ России по Сахалинской области

Украинец по национальности Андрей Николаевич Шаля в годы Великой Отечественной войны проживал в селе Дробышево. После оккупации деревни немецкими солдатами в один день переметнулся на сторону захватчиков. Еще тогда некоторые жители местных поселений выказывали свои симпатии пронацистскому, как им казалось, цивилизованному западному режиму. Служба в Красной армии и жизнь при советской власти их чересчур угнетала, но почему-то до поры до времени такой формат существования был просто удобен. Равно как и после: когда перевес оказался на стороне красноармейцев, Шаля по привычной схеме, подобно хамелеону, стал рьяным защитником своего Отечества.

И это далеко не фигура речи. Спокойно убивавший и пытавший в интересах фашистов своих односельчан в начале противостояния (1942 и 1943 годы) к концу войны он оказался награжденным советской медалью «За отвагу» и «За Победу над Германией в Великую Отечественную войну 1941–1945 годов». Разумеется, в период награждения староста-предатель еще не был разоблачен. Протоколы допросов перебежчика относятся к 1946 году.

Из документов, которые впервые благодаря УФСБ России по Сахалинской области обнародованы в этой публикации, следует, что Шаля был выходцем из крестьян-середняков, это слой крестьян дореволюционной и Советской России, занимавших промежуточное экономическое положение между бедняками и кулаками. Получил среднее образование, в мирное время работал на местных шахтах, а с наступлением военного времени служил старшим штабным писарем. Когда в село вторглись немцы, Шаля, будучи старостой, переметнулся не сразу, решение о предательстве он принял, когда фашистские захватчики прочно обосновались в деревнях Украинской ССР. Напомним, что первое вторжение немцев на Донбасс относится к октябрю 1941 года. Но фашисты быстро навели здесь свои порядки: перевели стрелки часов на немецкое время, заняли самые удобные здания, «вычистили» ряды крестьян от представителей еврейского населения, недовольных признавали подпольщиками-партизанами и сразу с ними расправлялись. Но и тем, кто остался жив, пришлось несладко.

Оккупанты жестко практиковали утверждение: «Кто не работает — тот не ест». Работа доставалась в большей мере женской части населения — уборка, стирка и кормление оккупационных частей. Повезло тем, кто устроился прибирать при столовых. Там разрешали забирать картофельные очистки. Население делало из них картофельные оладьи или варило. Оставшиеся с мирного времени вещи меняли в сельской местности на продукты. Видимо, проев все запасы и ценные вещи, ровно через год после оккупации Дробышево, он добровольно встает «на путь борьбы против советской власти и советского народа».

«15 сентября 1942 года я подал заявление о приеме меня на службу в немецкие карательные органы полиции села Дробышево, и с этого времени до моего с немцами бегства в феврале 1943 года служил следователем полиции села… я дал присягу на верность службы немецким оккупантам», — сообщает Шаля в протоколе допроса.

Согласно истории, старосты на оккупированных территориях были, пожалуй, первыми предателями. По настоянию немцев на должности старост попадали прежние председатели колхозов и сельсоветов, счетоводы, бригадиры и прочие категории сельской интеллигенции, причем попадали добровольно. Шли на сотрудничество с немцами они добровольно, в том числе ради власти и привилегий, а поддавшись на рассказы немецкой пропаганды, свято верили, что после победы третьего рейха их за преданную службу вознаградят по достоинству. Контингент старост был представлен почти исключительно лицами зрелого возраста — старше 40 лет. Сельский староста имел обычно в подчинении полицейских, являлся полным хозяином в своем селе, регулируя практически все стороны жизни населения. Без ведома старосты ни один житель села не имел права куда-либо выехать или пустить кого-либо переночевать. За свою службу староста и его аппарат получали зарплату, размер которой зависел от количества населения в деревне.

А дальше староста спокойно рассказывал, где, кого и как из односельчан ему либо его сослуживцам довелось расстрелять или замучить. Аресты в ту пору стали для старосты рутиной. Пару раз он также принял участие в облавах на партизан, запомнились и даты — октябрь 42-го и январь 43-го.

«Я вместе с сотрудниками полиции проводил аресты, допросы и расстрелы советских граждан. С моим участием были расстреляны жители села Дробышево и невинные советские люди…», — подтвердил староста.

Людей, которых считали рьяными патриотами советской власти, вероломно вытаскивали из постели ночью, отводили подальше от села и без всякого суда и следствия расстреливали в три-четыре пары рук. К слову, стрелять в лицо боялись — почти всегда расправлялись с заспанными, напуганными, безоружными и ничего не понимающими жертвами чередой выстрелов в спину. Тела бросали на месте или прятали подальше от глаз односельчан.

Убивали подло. Однажды ночью полисмены села переоделись в немецкую форму и зашли в избу, якобы узнать дорогу. Одураченный хозяин дома вышел вместе с ними: «под предлогом указать им дорогу, так как якобы заблудились, попросили его выйти во двор». Отведя несчастного подальше от села, «в стороне от дороги его расстреляли». Когда близкие кинулись искать пропавшего, ни у кого из селян не оказалось в памяти никаких свидетельств по делу — никто не знал этих двоих немцев.

Одному из жителей села Дробышево, который остался верен Родине, удалось выжить. В своих свидетельских показаниях мужчина, чье имя не обнародуют, вспоминал, как Шаля дважды участвовал в его аресте и избиении.

«Я два раза арестовывался полицией и подвергался избиению… Шаля бил меня резиновым шлангом от тормоза, наносил удары через голову, называл меня партизаном…» — поведал мужчина замначальника следственного отдела по Сахалинской области. Кстати, показания свидетелей сыграли далеко не последнюю роль в разоблачении Шали. Обнародованные УФСБ документы говорят о том, что советский предатель в первое время после ареста отрицал произошедшее и вину собственных деяний. Может, рассчитывал, что прием хамелеона в очередной раз сработает?.. Спустя несколько допросов, предъявленные слова очевидцев событий и справки из села, в том числе составленный список карателей, Шаля стал более сговорчив, а под конец развязал язык окончательно.

«Читаю совершенно бесполезным отрицать в дальнейшем свою активную карательную деятельность в пользу немцев», — такими словами начинается один из протоколов его допроса.

В показаниях предателя хранится немало будоражащих сведений о внезапных нападениях на жителей маленького села, убийствах ни в чем не повинных мужчин и женщин, которые оказались не в то время и не в том месте. Больше всего шокируют даже не зверства, а факты о том, насколько изувечивает людей та частичка власти и силы, которыми на незначительный период оказались наделены староста и поступившие на службу полиции советские граждане, как они, прожившие десятки лет бок о бок с соседями, позже вымещали на них свою злобу, затаенные при мирной жизни обиды и обыденную зависть. Зачастую убиенных ожидал страшный конец из-за невольно оброненного еще до войны слова, иногда хватало и предвоенного статуса зажиточного кулака…

Под предлогом обвинений в советской пропаганде Шаля дает одному из полицейских добро на арест односельчанина. «В тот же вечер, проходя мимо его дома, мы зашли к нему и арестовали его. Отойдя от квартиры не более 60-70 метров, полицейский выстрелил в арестованного, он упал. На мой вопрос, зачем, полицейский ответил, улыбаясь, что тот пытался бежать. А позже мы обнаружили, что стреляли почти в упор (то есть побега никакого не было. — Прим.ред.). Пока мы стояли около трупа с полицейскими, он еще раз выстрелил в голову трупа из винтовки… Утром жена забрала труп себе и похоронила… Некоторое время спустя я узнал от полицейского, что его семья давно затаила злобу на убитого, еще с 1930 года, когда убитый их раскулачивал. А брат убитого, работая вместе с полицейским еще на железнодорожном транспорте, все время говорил о кулацком его происхождении… Поступив в полицию и пользуясь тем, что брат — начальник полиции, убийца решил свести счеты и он их свел», — описал один из случаев Шаля.

То есть люди гибли из-за лживых доносов и подстрекательств. Иногда причиной расправы становилась краюшка хлеба.

«В конце августа или начале сентября 1942 года (давайте сразу отметим, что на службу к немцам Шаля официально поступил в том же году 15 сентября, то есть еще раньше староста все равно помогал захватчикам, хоть и не имел официального статуса унтер-капрала)… во время обмолота хлеба от сторожей мне неоднократно поступали жалобы, что какие-то неизвестные лица в ночное время забирают хлеб… Решили провести облаву. Кажется, в воскресенье мы с группой полицейских в количестве примерно 12 человек отправились за село и оцепили близлежащее гумно», — на редкость точно помнил те события староста.

По счастью, облава оказалась напрасной: той ночью никто за зерном так и не явился. Жизни лишили другого голодного воришку.

«В начале января 1943 года в нашем селе была совершена кража из амбара пшеницы. Мы вместе с двумя полицейскими отправились к амбару, осмотрели взлом замка и следы, которые вели от амбара, пошли по этим следам и пришли в дом В. В результате обыска в его квартире был обнаружен и изъят хлеб. После допроса он сразу же сознался, что похитил хлеб и назвал своих соучастников», — продолжил Шаля. Все трое были арестованы и «отправлены сначала в местную полицию, а затем в районную полицию, в город Красный Лиман. Что с ними сделали в Красном Лимане, я сказать не могу, но оттуда они больше в село не вернулись», — подытожил этот случай изменник.

В справке из села Дробышево в Сахалинский НКВД поступила справка от поселкового совета, заверенная следователем. В ней числится 14 фамилий перебежчиков, на 9-й строчке — Шаля Андрей Николаевич. А ниже — список убитых, измученных и расстрелянных активистов деревни, всего 15 душ, кроме имен и фамилий, точные обстоятельства смерти. Один убит возле своего дома, второй живьем брошен под лед зимней реки, большая часть подверглась расстрелам на территории самого села или облцентра — Красного Лимана.

К сожалению, материалы дела не дают полной картины о том, как староста попал в руки силовиков — тайны следствия. Известно только, что в феврале 1943 года Шаля бежал вместе с фашистами в их тыл. Предположительно, позже он перешел на сторону Красной армии, свои преступления скрывал. А позже оказался на Сахалине — подальше от лишнего внимания.

Как правило, бывшие полицаи оседали в городах и селах. Такие люди старались не отсвечивать, упорно работая, они уже давно получили новые документы, некоторые даже медали и грамоты за упорный труд. Все кто их знал, характеризовали бы их как грамотных и трудолюбивых людей, искренне не зная что за этими волками в овечьих шкурах стоят сожженные деревни. Но их искали, начиная еще с 1944 года. Кого-то ловили сразу, кого-то — спустя время.

В следующий раз Sakh.online расскажет о зверствах уже самих полицаев на территории нынешней Украины, а тогда еще Советского Союза — тоже советских граждан и тоже добровольно переметнувшихся. Напомним, материал входит в цикл эксклюзивных статей, основанных на секретных документах, впервые обнародованных УФСБ России по Сахалинской области специально для нашего портала. Впечатления о деяниях предателей в период, когда люди должны держаться вместе, дополнит открытая в Южно-Сахалинске 8 ноября выставка  рассекреченных архивов о нацистских пособниках.

Авторы:Наталья Виркунен