Давно отгремела Великая Отечественная война, уходит из жизни поколение победителей – ровесников Жукова, Рокоссовского, Конева. А ветеранов, которые еще живы, настигают не только старческие недуги. Больней бьет ложь о войне, разорение памятников павшим в бывших союзных республиках, в странах, некогда состоявших с нами в едином лагере. Да и свои усердствуют не меньше.
Президент Академии военных наук генерал армии Махмут Гареев с горечью пишет: «В последние годы за рубежом и в нашем Отечестве развернута целенаправленная кампания по дискредитации победы в Великой Отечественной войне… Средства массовой информации переключены на искажение важнейших событий и пересмотр итогов Второй мировой войны в целом. И отстаивать подлинную правду о войне становится все труднее».
Война была великой драмой нашего народа, она кровоточит до сих пор, и сыпать на те раны соль, смешанную с грязью, безнравственно. Не собраться ли нам, как это было во второй половине 60-х годов ушедшего века, в новый поход по местам боевой славы?
Ивановы, помнящие родство
Осенью прошлого года в областном центре состоялась краеведческая конференция школьников, на которой мое внимание привлекло выступление Маши Ивановой из Огоньковской средней школы. Восьмиклассница так обстоятельно и интересно рассказала о самом простом и близком – о своем поселке, о родне, о школе, что мне захотелось поехать в Огоньки.
Школа приятно удивила своей ухоженностью, уютом, детской вежливостью. Самая притягательная комната – пионерская. Здесь хранятся копии и подлинники документов, отражающих историю села и его обитателей, фотографии, воспоминания, письма старожилов, предметы старины, бабушкины рушники. Каждый класс, прощаясь со школой, приносит сюда на память свой альбом. Здесь нет внешнего лоска, фальшивой позолоты, все согрето подлинной заботой ребят, старшей вожатой Любови Петровны Почиваловой, преподавателя истории Татьяны Федоровны Ивановой. Кстати, обе они – выпускницы этой школы. Здесь растили их, а теперь они создали дружину «Огонек», отряды «Сахалинец», «Островной», клуб «Старшеклассник».
После уроков пришли в пионерскую активистки Маша Иванова, ее сестра Наташа, ученица 10 класса, Таня Буйницкая, их подруга. Все они успевают и хорошо учиться, и участвовать в различных конкурсах, слетах, готовят доклады и выступают с ними не только перед аудиториями сверстников. Рефератами по экологии Тани Буйницкой интересуются специалисты, а Маша стала победителем районного конкурса по самоуправлению.


Исследуя свою родословную, Маша выяснила, что род Ивановых самым тесным образом связан с историей села, района, области, страны. Ее прадедушка приехал из Горьковской области с тремя детьми в селение, носившее еще японское название, но в тот же год его «окрестили» поэтическим Огоньки. И прижился здесь род Ивановых, помнят они свое родство. Дедушка готовил участки под строительство новых домов, разрабатывал в окрестностях новые поля, осушал болота, косил сено. Бабушка в молодые годы работала на скотном дворе, где коров доили вручную, а на каждую доярку приходилось по двадцать голов. Здесь они вырастили сыновей, получили свои награды и пенсии. «Если сложить весь рабочий стаж нашей семьи, – с гордостью пишет девочка, – то он составит сто сорок лет».


Слушая девочек и их наставниц, я думал: хорошо, что тут есть Ивановы, что тут никто не отрекается от прошлого, от земляков, работавших в лесу, в поле, в колхозе имени Горького, в отделении совхоза «Анивский». Приехали первые переселенцы в солдатских гимнастерках и шинелях, перенесли все тяготы и лишения послевоенного устройства, добились хороших урожаев картофеля, высоких надоев.
Юные краеведы извлекают корень из всех исследований – тему войны. Записывали раньше воспоминания фронтовиков; кажется, совсем недавно они приходил на торжества по-военному – двумя взводами, а теперь осталось несколько человек. Тогда пионеры организовали вечер «Дети войны», пригласив своих бабушек и дедушек. Совсем состарились те, кому в начале войны было по 8-10 лет. Плакали они, вспоминая свое горькое детство, плакали учителя, дети. Было о чем скорбеть, было над чем поразмыслить.
«Я зарыт без могилы»
В 1946 году Александр Твардовский опубликовал одно из самых пронзительных своих стихотворений – «Я убит подо Ржевом». Уже закончилась война, поэты и писатели торопились воспеть и возвеличить Победу, а он про Ржев, о котором никому не хотелось вспоминать… Что Ржев, если мы повергли Берлин? Но ликование не стерло страшных будней войны.
Во время зимнего наступления 1941–1942 годов мы погнали немца от Москвы. Кровавая линия фронта изгибалась змеей: где-то мы вклинивались глубоко во вражескую оборону, а где-то он впивался в нашу землю, как клещ. Таким местом оказался Ржев, райцентр в Калининской области, насчитывавший до войны 54 тыс. жителей. Немцы заняли его 14 октября 1941 года. Наши войска обложили Ржев полукольцом, но освободить не смогли. Район Ржева на 14 месяцев стал ареной ожесточенных боев.
За время длительного противостояния Красная Армия потеряла здесь убитыми и попавшими в плен 362 тыс. 664 человека. Не Сталинград, не Севастополь, а Ржев – ради чего же такая мясорубка? Ради Великой Победы.
Потери несли и немцы. Тут разбиты были их танковые корпуса, полнокровные дивизии, в которых так нуждался Паулюс, наступавший на Сталинград. Бои за Ржев были неоценимой помощью Сталинграду. Когда там немцев окружили, разгромили и пленили, Ржев они оставили сами. Это произошло 2 марта 1943 года. Встречать наших вышли 362 жителя, оставшихся живыми.
Твардовский приезжал под Ржев осенью 1942 года. Записано его воспоминание: «Впечатления этой поездки были за всю войну одними из самых удручающих и горьких до физической боли в сердце. Бои шли тяжелые, потери были очень большие». Это впечатление долго не покидало поэта. Глубокое понимание сущности войны дало ему право сказать о ней от имени убитого солдата. В стихотворении не названо ни имени солдата, ни города или деревни, откуда он призывался, не перечислено родни, не назван возраст – указано лишь место его трагической гибели: Ржев. Убитый сам подчеркивает свою собирательность:
Я убит подо Ржевом,
Тот – еще под Москвой.
Тому, насколько верно выразил поэт мысли и чувства павших, их «веру, ненависть и страсть», имеется множество подтверждений: предсмертные письма, прощальные слова, нацарапанные штыком на стене, иногда написанные кровью. Вот записка защитника Москвы: «Нас было послано 12 на Минское шоссе преградить путь противнику. И мы стойко держались. И вот уже нас осталось трое: Коля, Володя и я. Но враги все лезут. И вот еще один пал – Володя из Москвы. Уже на дороге горят 19 машин. Но нас двое, и мы будем стоять. И вот я остался один, раненный в голову и в руку. Возможно, я умру. Но, может, кто-нибудь найдет мою записку и вспомнит героев. Я из Фрунзе, русский. Родителей нет. До свидания, дорогие друзья. Ваш Александр Виноградов».
Это нам с вами адресован его последний привет. Это к нам обращается солдат, убитый подо Ржевом:
Я всем жить завещаю, –
Что я больше могу?
Они, оставшиеся на войне навсегда, завещали помнить воина-брата. Так ли вспоминаем?
Было дело на Курской дуге… или в Сицилии?
Нынешним летом исполнится 65 лет величайшему сражению Второй мировой войны – битве на Курской дуге. О ней многие поколения россиян знают очень мало. В учебнике истории для 11-го класса за 1999-й год ей отведено всего 16 строк. А ведь общество к событиям такого рода должно хранить постоянный интерес, как к Куликовской битве или Бородинскому сражению. Однако Курскую дугу приходится вспомнить не только по случаю юбилея.
Несостоявшийся мэр Москвы Гавриил Попов, экономист, выпустил за рубежом книгу, в которой с преизбыточным старанием пытается доказать, что Красную Армию от полного разгрома летом 1943 года спасли… американцы, высадившиеся на Сицилии 10 июля. Характерно, что отповедь г-ну Попову на страницах «Красной звезды» дал Леонид Левин, проживающий в США.
Напомним ход событий в самом сжатом виде. Советское командование определило замысел противника: нанести мощные удары со стороны Орла и Белгорода, ликвидировать, как выражались гитлеровцы, «Курский балкон», окружить и разгромить войска Воронежского и Центрального фронтов и таким образом взять реванш за Сталинград. Ставка Верховного Главного командования решила дать оборонительное сражение, выбить у немцев танки, нанести наибольший урон живой силе, а затем перейти в наступление. Подготовка к боям велась в невиданных масштабах. Только в полосе обороны 6-й гвардейской армии генерала И. М. Чистякова было отрыто более 700 км траншей, сооружено около 90 км танковых препятствий, построено 6800 блиндажей, землянок, убежищ, установлено 110 км проволочных заграждений.
На обоих направлениях немцы сосредоточили мощнейшие силы. На рассвете 5 июля они начали операцию «Цитадель». Наступил кромешный ад. Можно назвать число вражеских танков и самолетов, орудий и минометов, даже снарядов, мин и бомб, которые противник обрушил на наши войска, но нет таких единиц, которыми измеряют накал битвы, весь ужас, что выпал на долю наших защитников, меру их мужества и стойкости.
Самый сильный удар немцы нанесли по Воронежскому фронту, которым командовал генерал армии Н. Ватутин. Некоторые батальоны и полки почти полностью полегли в страшных боях; порой немцы перли такой массой, что наши отступали в панике, но большинство защитников, уничтожая врага, теряя своих, отходили на следующий рубеж обороны, закреплялись, снова бились и отходили, но, получив подкрепление, продолжали вести бой. Отмечены случаи, когда люди сходили с ума, впадали в прострацию – наступал такой упадок всех сил, что солдату становилось безразлично, раздавит его танк или прошьет пулеметная очередь. Пленных немцы не брали.
Ставка выделила Ватутину резервы, и наши войска удержали фронт. Особого драматизма бои достигли 9 июля. Казалось, еще один натиск – и линия будет прорвана. Положение спасло мужество наших солдат и офицеров. И как раз 9 июля, еще до знаменитого танкового сражения под Прохоровкой, стало ясно: операция «Цитадель» провалилась. Инициатива перешла в руки советского командования. 5 августа были освобождены Орел и Белгород, 23 августа – Харьков.
В Курской битве участвовало с обеих сторон свыше 4 миллионов человек. Немецкие потери составили полмиллиона, наши были тоже очень велики, но именно эта битва коренным образом изменила ход войны.
Теперь обратимся к сицилийской операции. Высадка англо-американских войск на остров началась 10 июля. Союзные войска имели 478-тысячную армию, Сицилию защищали 255 тыс. итальянских и немецких войск. Немцы свои войска вывели, а итальянцы почти никакого сопротивления не оказали. Военный министр Стимсон докладывал президенту Рузвельту 10 августа: «Не следует думать, что хотя бы одна из наших операций, являющихся булавочными уколами, может обмануть Сталина и заставит его поверить, что мы верны своим обязательствам».
Булавочные уколы – это и есть подлинная оценка действиям союзников. Рим они взяли 4 июня 1944 года, а Северную Италию – 29 апреля 1945 года, когда мы замкнули кольцо вокруг Берлина. Но американцы считают высадку войск на Сицилию важнейшим событием Второй мировой войны, а иваны, не помнящие родства, подтверждают это.
Если мы не будем знать своей истории, то поверим и американцам, и иванам.
«Бухенвальд - это кто?»
1 апреля 1945 года меня определили подпаском в колхоз, и четвертую четверть в школе я пропустил. Пастухом был Василий Смолин, застрявший в селе после освобождения, – у него осколком скрючило пальцы правой руки. Мне шел двенадцатый год, Василию было под тридцать, но мы сдружились. День наш начинался, когда едва светало, а заканчивался затемно. Я ужинал и падал спать в той одежонке, в которой бегал за скотиной.
Помню, 9 мая мы гнали стадо на обеденную дойку, а из войсковых лагерей шли радостные женщины, в основном жены офицеров, и мы услышали фразу:
– Теперь наши мужья останутся живы.
Василий понял:
– Наверное, война закончилась.
И все. Ни фанфар, ни салюта, ни митингов, ни толпы у репродуктора – радио в селах не было… И выходных не давали в колхозе, во всяком случае, пастухам, дояркам и конюхам. Мой старший товарищ лишь высказал предположение:
– Жить станем лучше.
Но лучше жить мы стали не скоро: за победным 45-м пришел голодный 46-й, толпы мешочников на крышах вагонов двинули в Западную Украину за хлебом. Победой не упивались, думали как выжить, работали в колхозе и на собственных огородах. И все же жар войны еще долго жег человеческие сердца, в школе это особенно ощущалось.
Вторым лицом после директора был военрук, однорукий капитан, под его руководством маршировали все классы, пели военные песни. На утренниках и вечерах читали стихи о войне, спектакли ставили - о войне, фильмы смотрели и книги читали – тоже о войне. Войну мы пережили, но познавать ее стали позже, открывая для себя имена героев – защитников Родины. После уроков мы оставались слушать очередные главы фадеевского романа «Молодая гвардия», публиковавшиеся в «Комсомольской правде», и никому в голову не приходило задать вопрос: какой урон они нанесли врагу? Сам факт, что они не стали на колени перед оккупантами и приняли мученическую смерть, возвышал их в глазах всего народа. Ведь мы знали, что многие покорились и работали на немцев, а некоторые даже раболепствовали перед ними.
Правда, наш интерес к войне был однобоким. Мы зачитывали до дыр «Повесть о настоящем человеке», но совершенно не интересовались безногим соседом, безглазым танкистом, искалеченным возчиком, безруким военруком… Маресьев был героем, а про наших односельчан книжек не писали, считались они обыкновенными людьми. С 1948 года День Победы перевели в разряд будней, лишь в Москве и столицах союзных республик накануне проводили казенные торжественные собрания.
И только в 1965 году, к 20-летию Победы, 9 мая вновь объявили праздником, вспомнили фронтовиков, пригласили их на торжества, посадили в первый ряд, вручили подарки, назвали героями. Но большинство участников войны этого не дождались…
Нет, не могла угаснуть память о войне! Мы глубже стали понимать военную драму и определять цену Победы, когда суровую прозу опубликовали писатели-фронтовики А. Ананьев, Г. Бакланов, Ю. Бондарев, В. Быков, когда хлынул поток военных мемуаров, вышли в свет дневники К. Симонова. В тех книгах превалировала героика, о трагической участи попавших в немецкий плен умалчивали. Щадя детские души, мало писали об узниках фашистских концлагерей, «фабриках смерти», а ведь на территории Германии и оккупированных ею стран действовало более 12 тысяч концлагерей. Но сегодня даже выпускники лучших столичных школ с удивлением спрашивают: «Бухенвальд – это кто?». А еще тридцать лет назад каждый школьник знал песню «Бухенвальдский набат» – реквием замученным узникам.
Что мы наследуем?
Мы как-то не заметили, как стрелки общественного сознания перевели на ошибки советского командования, как настойчиво стали формировать массовое восприятие войны по голливудской поделке «Враг у ворот»… И вину за все колоссальные потери возложили на Сталина и Жукова, а не на Гитлера и германских генералов, казненных по приговору Нюрнбергского трибунала. Это они привели к нам свои орды, вручив им план «Ост», по которому надлежало уничтожить 30–40 миллионов евреев, славян и других народов Советского Союза. Не мы к ним, а они к нам ворвались и стали жечь, грабить, насиловать, убивать. Да, наше руководство во многом просчиталось, но как было не просчитаться? 14 мая 1941 года Гитлер передал послание Сталину: «При формировании войск вторжения вдали от глаз и авиации противника (имелись в виду англичане – К.Г.), а также в связи с недавними операциями на Балканах, вдоль границы с Советским Союзом скопилось большое количество моих войск, около 80 дивизий, что, возможно, и породило циркулирующие ныне слухи о вероятном военном конфликте между нами. Уверяю Вас честью главы государства, что это не так».


Конечно, наивно полагать, что Сталин поверил Гитлеру. Но как сказано – «уверяю честью»! Против воли зарождаются аналогии: нас честью заверяли, что войска НАТО не придвинутся к границам России, руки жмут, улыбки расточают, по плечу похлопывают – как не поверить?
Путин сказал: «Нельзя позволить, чтобы нам навязывали чувство вины». А позволения не спрашивают и навязывают нам и чувство вины, и чувство неполноценности, снимая тем самым с поля национального самосознания плодоносный слой, чтобы рос там только чертополох. Если выросли поколения, плохо знающие историю своей страны, то это не их вина. Каков наш привет, таков их ответ. Подростку, юноше предлагают самому разобраться в тугих хитросплетениях минувшего. Но разве это им по силам, если у общества нет ясного разумения, что делать с полученным наследием?
16 апреля 2007 года В. Путин подписал указ о проведении дней воинской славы России в ознаменование 65-й годовщины Победы в Великой Отечественной войне. Нет сомнения, что государственные структуры, исполняя указ, проведут надлежащие мероприятия. А ведь по долгу памяти и совести все мы, граждане России, являясь наследниками военного поколения, должны объединить свои усилия – усилия учителей, школьников, студентов, работников культуры, ученых, творческой интеллигенции, молодежных и ветеранских организаций, неравнодушных людей всех возрастов, – чтобы, готовясь к знаменательной дате, четко определить свое отношение к минувшей войне. Мы наследуем не только славу дедов и прадедов, но и их ошибки, уроки, которые они извлекли из суровых испытаний. Но чтобы судить о прошлом, надо его знать. Мало этого: надо сердцем почувствовать драму войны, перечитывая стихи моряка Г. Поженяна, танкиста С. Орлова, военных корреспондентов К. Симонова, С. Наровчатова, очерки В. Гроссмана, Л. Соболева. Для этого надо вызвать к жизни целое движение: организовывать научные и читательские конференции, проводить конкурсы среди школьников и студентов на лучший доклад, литературное сочинение под девизом: «Мы – наследники Великой Победы». Пусть молодые в творческих работах устремляются вглубь и вширь, исследуя прошлое, добираясь до источников, питавших духовные и физические силы победителей.
Во все века подвиги предков вдохновляли юных на великие дела. Или надобность в них уже отпала?