Рассказ от первого лица

Мария Прокофьевна любезно предоставила нам материалы, и с ее позволения рассказ публикуется впервые. Его Мария Прокофьевна написала 12 ноября 2015 года для внуков и правнуков. А теперь и у нас есть уникальная возможность ознакомиться с историей жизни одной из участниц трудового фронта, которой в этом году исполнилось 95 лет.

Детство, опаленное войной

Я, Решетникова Мария Прокофьевна (в девичестве — Коробкина), родилась в Белгородской области, Корочанском районе, селе Степном18 апреля 1930 года. В 1939 году вся семья по переселению переехала на Кубань, в Краснодарский край, Брюховецкий район, село Белоусово-Бейсуг (сейчас село Свободное). Переехала наша семья в количестве 13 человек вместе с моими родителями и родными отца: отец — Коробкин Прокофий Григорьевич, мать — Коробкина Матрена Алексеевна, моя старшая сестра — Коробкина Феодора Прокофьевна, я, дедушка — Коробкин Григорий Михайлович, бабушка — Коробкина Ульяна Артемовна, их сын (мой дядя) — Коробкин Андрей Григорьевич, жена дяди Андрея — Коробкина Мария Федоровна и трое их детей: Галя, Лида, Леонид. С нами еще приехали две дочери дедушки (а мне — тети): Коробкина Миланья Григорьевна, Коробкина Ефросинья Григорьевна. А младший сын дедушки, Коробкин Тимофей Григорьевич, был на учебе в военном училище. Итак, большая семья переехала на постоянное место жительства на Кубань в марте 1939 года. Здесь и прошли все мои военные годы.

Как переселенцам того времени нам был приготовлен земельный участок под строительство жилья и саманный кирпич. Все временно жили на квартирах, дети ходили в школу. Папа работал заведующим фермой, дядя Андрей — водителем в колхозе «1 Мая». Тетушки обе — трактористы — работали в тракторной бригаде. Мамы — в полеводческой бригаде. Все было удачно, но с началом финской войны дядю Андрея забрали на фронт. Уход сына на фронт бабушка перенесла очень болезненно.

Одну хату нам построили в июле, и мы все туда переехали, но радости было мало: в конце сентября 1939 года уходит из жизни бабуля, не дождавшись сына. Дядя Андрей вернулся с финской войны в 1940 году. В селе Свободном было три колхоза: «Красный Октябрь», «Микоян», «1 Мая». В каждом колхозе — по три бригады. Я жила в колхозе «1 Мая».

Я никогда не забуду день — 22 июня 1941 года! Мне было 11 лет. Помню, я пригнала с пастбища гусей на водопой и услышала, как бригадир, объезжая округу, громко кричал, чтобы все шли к правлению колхоза. Радио в селе не было, поэтому страшную новость объявил секретарь поселкового совета: «Началась война!». Женщины громко плакали, мужчины кричали, что не позволят врагу захватить нашу землю. На этом и закончилось мое детство. Все сверстники как-то в одночасье повзрослели, исчезли с лиц улыбки.

Я пришла домой и спрашиваю маму: «Какая война?», не понимала, что на войне будут убитые и раненые, что отец уйдет на фронт. Через три дня начался призыв в армию на фронт. 26 июня 1941 года уходит отец, в начале июля — его брат, мой дядя Андрей. Младший брат папы — Коробкин Тимофей, молодой советский офицер, с первых дней был на фронте, в Белоруссии. В июле 1941 года все мужчины нашего села ушли на фронт. Уборка урожая в селе не закончена. В колхозах остались одни женщины, старики и дети. Мы, все дети военных лет, повзрослели, помогали по дому, в огороде, работали в колхозе по уборке урожая. Каждый день все ждали почтальона, чтобы получить весточку с фронта и газеты, из которых узнавали фронтовые новости. Мы знали, что враг силен и хорошо подготовлен, оккупировал наши города, села и деревни.

Помню, в августе 1941 года в село стали приходить похоронные извещения о геройски погибших односельчанах. Многие плакали. Но поминальных обедов не было. Женщины и бабушки говорили, что он, может быть, где-то живой, надеялись на чудо.

Занятия в нашей школе с четвертого по седьмой классы (у нас была семилетка) начинались с ноября, так как ученики старших классов работали в колхозе. С четвертого класса ввели военное дело. Мы изучали винтовку, могли разобрать и собрать. Уходили в поле, учились стрелять в мишень, бросать гранаты, ползать по-пластунски. Нам, детям, было интересно, все выполняли с большой охотой. В школе с учителями копали окопы. Играли мы только в войну: был отряд белых и красных.

Помню, в апреле 1942 года от учителей узнали, что наши войска отступают. Фашисты подходят к Краснодару. В колхозах стали создавать из числа комсомольцев отряды по охране села. Окна в домах завешивали плотно, чтобы не видно было света в ночное время, так как через наше село стали пролетать немецкие самолеты.

Я жила в центре села, в ста метрах от шоссейной дороги. Примерно в мае 1942 года ночью слышим топот копыт и тысяч ног. Дедушка вышел во двор. А утром нам говорит: «Наши отступают, видимо, скоро будут немцы». Май и июнь наши солдаты шли днем и ночью, но они не говорили, что отступают, наверное, чтобы не было паники среди народа. Я видела, какие они были измученные, голодные и грязные от пыли. Было очень жарко, солдаты были обуты в ботинки с обмотками. Они хотели пить и есть. Женщины и мы, дети, выносили им молоко, воду, хлеб. Офицеры, конечно, не разрешали, но нам удавалось некоторым отдать.

Хорошо помню, как 15 июня 1942 года только наши солдаты прошли, а примерно через три часа по той же дороге двигалась немецкая армия. Наше село фашисты оккупировали без боя. Первыми ехали немецкие солдаты на мотоциклах, потом конная армия, много машин и танков. Немецких солдат было очень много, они были хорошо одеты, веселились, играли на губной гармошке. Перед входом фашистов очень низко над селом пролетел немецкий самолет и сбросил много листовок с призывом не рыть окопы.

Много немцев остановилось на отдых в нашем колхозе. Они кормили своих лошадей, веселились, ходили по дворам односельчан, брали яйца, молоко, масло. Когда зашли немцы, мне было очень страшно. Женщины мечутся, пытаются скрыться от врага, а скрыться негде, ведь жили мы в саманных хатах с соломенной или камышовой крышей, подвалов не было. Я побежала в сад, залезла на дерево вишни и просидела там до вечера. Когда стало темнеть, еще раз послушала: голосов немецких во дворе нет, тогда слезла с дерева и пошла в хату.

Целую неделю у нас было безвластье, односельчане тащили из колхозных амбаров все: муку, зерно, яблоки, масло растительное, кто что мог. Коров не успели эвакуировать, их раздали в каждый двор на сохранение еще до прихода немцев.

Через неделю из Брюховецкой комендатуры приехал немецкий комендант. В каждом колхозе собрали людей, провели собрание, ознакомили колхозников с назначенными немцами полицейским и старостой. Установили немецкую власть, на всех собак и кошек был установлен налог. Односельчане работали в колхозе весь световой день без оплаты труда. Маленькие дети оставались дома без присмотра. Женщины потом сами организовали садик в бывшем здании правления колхоза. Питание было свое. Старшая садика и повар были взрослые, а нянечки — девочки 15 лет. В садике работала няней и моя старшая сестра Дора, ей было 15. Я к ней ходила каждый день, помогала нянчить маленьких деток. Работали и в садике все без оплаты. Помню, как-то немцы остановились в нашем селе, и вот один зашел в садик. Старшие детки испугались, стали прятаться за нас, а один мальчик, Вася Мотрошилов смело подошел к немцу и говорит: «Ты моего батька убил? Вот я вырасту и тебя убью!». Хорошо, немец по-русски не понимал, его сестра быстро схватила и увела к себе домой. Васе было четыре годика. В марте 1942 года получили извещение, что отец мальчика погиб. Всего в их семье было трое детей. Вася очень любил своего папу и ненавидел немцев, поэтому так смело подошел к фашисту и высказал свое горе. После этого Васю стали постоянно уводить и прятать, как появлялись немцы в селе.

В оккупации мы были семь месяцев. Односельчане не имели никаких прав. В селе была мельница, которая работала только на немцев, перерабатывая нашу пшеницу на муку для немцев, а односельчанам было запрещено. Односельчане иногда пользовались мельницей, когда уезжали из села в станицу Брюховецкую немецкий комендант и полицейский. Полицейский, Николай Назаренко, был наш односельчанин, он из армии убежал, скрывался в погребе до прихода немцев. Когда полицейского и коменданта не было, староста, Иващенко Николай, брат моей подруги, оповещал наших комсомольцев, которые брали в бригаде подводы и ездили по дворам, собирали по два мешка пшеницы с каждого двора и быстро увозили на мельницу, потом муку развозили по дворам. Все делали тайно, чтобы не узнал полицай. Назаренко Николай — предатель, ему нравилась немецкая власть. Он постоянно угрожал односельчанам карательным отрядом, в состав которого входили предатели украинцы-бандеровцы, румыны, поляки. Для них он составлял список коммунистов, комсомольцев, офицеров. Только в нашей бригаде было указано на расстрел шестнадцать семей, в том числе и наша семья, так как дедушкин младший сын был офицер. А дочь — комсомолка. Но, к нашему счастью, карательный отряд к нам не успел дойти.

Письмо публикуется без редакторской правки.

Продолжение рассказа вы можете прочитать в следующем номере газеты «Углегорские ведомости».