Откровенные истории адвоката сахалинских губернаторов

О Юрии Чернышеве ходят легенды, причем, самого разного толка. Одни говорят о его высоком профессионализме, мол, адвокат от Бога, не зря же многие бывшие сахалинские губернаторы предпочитали, чтобы их интересы защищал именно он. Другие намекают на связь с мафией, тоже предпочитавшей иметь дело с этим безупречно надежным юристом. Еще иногда упоминают про его несносный характер, из-за которого, якобы, Чернышева не раз изгоняли из адвокатской палаты. Добавляют и про невероятную для нашего времени принципиальность, которая нередко выходит ему же боком.

Есть и такие, кто предполагает, что за свою адвокатскую карьеру он нажил не только тьму недоброжелателей, но и несметные богатства. Иначе зачем предлагать кровный миллион на премирование строителей Крымского моста. Инициатор не иначе как с жиру бесится. Причем в подрядной конторе, видимо, покрутили пальцем у виска. От нежданного подарка отказались наотрез, что ничуть не умерило пыл дарителя и примкнувших к нему островных единомышленников, накинувших со своей стороны на благую цель еще полмиллиона...

Так на пустом месте родилась негромкая личная тяжба в череде других. Например, он давно ждет адекватной реакции прокуратуры на богатого хама, взявшего было моду ставить свой навороченный джип на детской площадке. И хотя свои ребятишки у него давно выросли, закрыть глаза Чернышев на это тоже не смог. В итоге крутой джип его несколько раз «таранил», буквально загоняя на больничную койку одного из самых известных адвокатов области. От силовых структур — тишина. После последнего столкновения один глаз перестал отражать мир, но Чернышев не сдается...

Не прошли местные «знатоки» мимо и совсем уж интимной зоны: по слухам, известный юрист запретил провожать себя в последний путь, повелев сообщить о своей кончине лишь тогда, когда прах после кремации будет развеян. И это тоже некоторым кажется странным.

А теперь попробуем разобраться, что в этом портрете кисти разных «художников», правда, а что нет. Узнаем чуть позже от самого героя, человека действительно неординарного, вместе с тем, неприхотливого и весьма скромного в быту. Говорю последнее с уверенностью потому, что на протяжении ряда лет иногда заглядываю к нему поговорить о том о сем. Отогреться и отойти то нескончаемой суеты.

Старомодный, как трамвай

Адвокатская практика Юрия Ивановича на Сахалине перевалила полувековой рубеж. Сам он уже легенда — разменял девятый десяток, но маразм и прочие возрастные «опекуны» обходят, к счастью, стороной. Он по-прежнему в хорошей физической и интеллектуальной форме, поэтому весьма востребован. Ведет дела не рядовые — сплошь судьбоносные. Потому что большую часть жизни действует на поле уголовного права, где выбор, как правило, только между свободой и несвободой.

— Помимо прочих тяжб два раза в месяц привычно иду в суд и по назначению адвокатской палаты. Бывает, «вслепую», не ведая, что за подзащитный меня там ждет, ведь надо помогать и тем, кто не может сам оплатить защитника, а государство гарантирует услугу адвоката каждому, — рассказывает Юрий Иванович.

Такой процесс может оказаться как коротким, так и затяжным. Относительно недавно он покинул кассационный суд, потому что ему не дали возможности переговорить тет-а-тет с подзащитным, которого первый раз представили на экране монитора. Так Чернышев не работает — он должен знать все, а иначе не защита будет, а профанация.

За 50 лет Юрий Иванович много узнал о человеческой сути, что рассказать нельзя и спустя годы. Он хранит чужие тайны почище своих. Воистину, многие знания — многие печали.

— Душа моя — птица вольная, свободная, — произносит он с улыбкой. — И запомни, все подзащитные, независимо от ранга, для меня равны. Как и верующие, и атеисты.

— У вас клиенты, слышал, как правило, солидные, не привыкшие мелочиться с гонораром... — замечаю я.

— Понимаешь, — перебивает собеседник, — я никогда не просил повышенного содержания. Для меня принципиально важно не брать сверх того, что определяет ведомственная инструкция. В советские годы набегало под 380 рублей в месяц. Хватало! С приходом капитализма не изменил этому принципу: расчеты только по утвержденным тарифам. Зато могу всем смотреть в глаза прямо. Моя любимая поговорка: «горбатого могила исправит». Мне лишнее зачем? Жена последняя тоже была адвокатом. Пока жила, получала часто больше меня. Хватало за глаза. Я всегда довольствуюсь тем, что есть.

С этим не поспорить. У него небольшая уютная квартира в очень старом двухэтажном доме, напоминающем барак, только оштукатуренный. Все функционально и без излишеств. Разве что потолок «поплыл» после капремонта дома. Но это уже другая история.

— Человеку для счастья дворцов не надо. Наверное, — добавляет Юрий Иванович. — Я старомоден, «как трамвай». Была такая присказка в студенческие годы, когда иркутский трамвай не раз спасал меня от мороза на остановках.

Дело об украденном эшелоне

— Никаких советских вестернов не будет. И про валютчиков, драгоценности, похищенные у государства, не расскажу. Все 10 лет, что нес эту службу, мне довелось расследовать рутинные дела. Может быть, за исключением одного дела. Как-то поручили мне, совсем еще зеленому, распутать клубок с лесом. Украли составы с Братской ГЭС. Нити вели в Среднюю Азию. Более опытного следователя главный подозреваемый ловко вывел из дела — забросил красивый «крючок», наш товарищ и повелся, клюнул. «Крючком» оказалась сестра подследственного. Скандал, отстранение, — вспоминает о начале карьеры Чернышев. — Прилетаю в Ташкент, где под стражей этот ключевой подозреваемый. Глянул он на меня и просиял. Даже особо не скрывал пренебрежения: мол, а уж с этого юнца и подавно веревки вить. Я к этой встрече составил подробное досье об этом ушлом татарине. Раскалывал логикой и терпением. О каких-то пытках, как принято сейчас снимать в сериалах, даже подумать нельзя было — для меня невозможное нарушение. А он, знай, закатывал представления. Скажем, чтобы попасть из изолятора временного содержания в мой временный кабинет, надо перейти улицу. Ведем однажды с охранниками этого жулика, а он вдруг тормознул посреди дороги и давай истерить: «Смотрите, приехали русские узбеков выводить! Спасайте, люди добрые!» А я спокойно так: «Зачем врешь принародно? Ты же татарин!»

В одну из очных ставок, когда Юрий Иванович закончил писать протокол, подследственный вырвал бумаги с показаниями, которые тот двое суток по крупицам собирал. Рвет и запихивает себе в рот. Молодой следователь не растерялся — налил из графина воды, предложил запить. Он рыпнулся было стенать — «меня тут под раздачу тут бьют», но сразу осекся от собственной глупости. Так, припертый фактами к стенке, признал вину и получил свои 10 лет.

Притяженье земли сахалинской

— Но, честно говоря, особой моральной радости от службы не было, — продолжает юрист. — Наверное, душа искала что-то иное. Женился рано, студентом, дочь подрастала. Однажды взял ее в охапку и уехал на Сахалин — сюда завербовались самые мои близкие люди, мать и старшая сестра. Последняя заменяла и маму. Особенно, во время Великой отечественной войны, спасая меня от голода, смогла упросить капитана, чтобы разрешил взять на речное судно. Сколько помню, Тамара была медиком, вот, повезло устроиться фельдшером и на пароходе, сновавшим из реки Лена в море Лаптевых до заполярного поселка Тикси.

Родом Чернышев из бурятского села. Отец ушел добровольцем на фронт (и не вернулся). Мать, Ираида Абросимовна, крутилась, как могла, даже уголь грузила, чтобы заработать для нас лишний рубль. Самый большой гостинец в жизни, это когда мать, разнорабочая на местной овощебазе, принесла кусочек черного хлеба, размером с пару пальцев и, это сокровище где-то чуть окропила растительным маслом… Старшая дочь так замуж и не вышла, все помогала матери растить остальных. И вот, на том колесном пароходе, совсем пацаном, где-то лет семи-восьми, отъедался так, как никогда прежде: американская колбаса в банках, молоко сгущенное, о существовании которого раньше и не подозревал…

Эти две родные души оказались на Сахалине. Так вот, взяв, в одну руку дочку, в другую — мешок с книгами, уехал к ним. Его любовная лодка к тому времени дала течь. После старинного Иркутска оказался в простецком селе Орлово Углегорского района, которое еще помнило прежнее японское название Усиро. Сам остров понравился. Устроился следователем Томаринского РОВД. Даже выдали пистолет, которым он в жизни не пользовался — сразу и сдал под роспись на вечное хранение в райотдел.

Тут и нагрянула жена с разборками. Забрала в Иркутск самое дорогое — дочь. Убежав к Татарскому проливу, впервые плакал. Жизнь без слез уроков особо не дает. Женился второй раз, родился сын. Супруга, отличный врач, как-то отправилась с ребенком навестить своих родителей в Воронеж и пропала.

— Приехав следом, вижу — дом полная чаша, я как бы и лишний, хотя предлагали остаться. Обратно ехать в сахалинскую глушь желания у нее уже не было. Вернулся на остров один, уверенный, что больше с узами брака играть не стоит, — продолжает Чернышев. — Пока не встретил Евгению Паламарчук, любовь всей своей жизни. Будучи медиком, успела побывать на войне в Египте. На Сахалине решила стать адвокатом, окончив юридический. Детей нам уже Бог не дал, но почти 40 лет жили душа в душу.

После смерти любимого человека одному ему стало заметно сложней. Впрочем, я сильно забежал вперед.

Адвокат местной мафии?

Такую рекламу попытались сделать ему недоброжелатели. Хотя, защищать приходилось и первых лиц, и бандитов всех уровней. Поэтому был в курсе всех громких разборок 90-х, но подробностей не будет — профессия обязывает не выносить на свет многое.

— В далекие 60-е я окончательно расстался с силовыми структурами — не мое. Из Томаринского РОВД отпускать не хотели, грозя последствиями. Тогда я оставил заявление, по описи сдал все, что числилось на мне, и ушел с «волчьим билетом», — вспоминает то время Юрий Иванович. — К счастью, судьба, она такая: побьет-побьет, затем отпустит. Может на время и приголубить. Приехав в Южно-Сахалинск, сразу направился в адвокатское сообщество, которым руководил мой однокурсник. Он, хорошо зная меня, принял в ряды защитников, не смотря на «рекомендации». Так началась новая страница в биографии.

Прервав монолог, интересуюсь, как стал он личным адвокатом Валентина Федорова, первого губернатора Сахалинской области.

— В конце 80-х я уже был довольно известным адвокатом. Видимо, кто-то рекомендовал. Поэтому отбивал, как мог, многочисленные наезды. У нас и сегодня сохранились теплые отношения. Он уже член-корр РАН, недавно, кстати, звонил. Был адвокатом еще двух губернаторов. Евгений Краснояров не в счет — он недолго пробыл в этом кресле. А вот с Игорем Фархутдиновым, а потом Иваном Малаховым работал плотно, — рассказывает юрист. — В памяти осталась такая история: заместитель генпрокурора России возбудил уголовное дело против Фархутдинова. Дело обещало быть громким, если не изменяет память, связанное с поставкой в область дефицитной в 90-е продукции. Когда же я вник, оказалось, высокопоставленного прокурора подставили: Игорь Павлович никакого отношения к происшествию не имел. Хотя бы потому, что во время описываемых в деле событий сидел в другом кресле — мэра Южно-Сахалинска, занимаясь вопросами города, а не региона.

Недоброжелателей и у Чернышева хватало. Особенно ряды их выросли после шумной истории на стыке советских и новых времен.

Его жена, будучи председателем ревизионной комиссии островного адвокатского сообщества, обнаружила странность. Оказывается, чтобы стать защитником, дипломированный претендент платил 50 тысяч рублей — огромные по тем временам деньги. И они, волею тогдашнего президента палаты (ныне почившего) Вячеслава Жигалова, распределялись. Например, по три тысячи получали за присутствие на экзамене, два члена областного суда. Столько же перепадало двум депутатам островной Думы, плюс паре «прикормленных» чиновников из управления юстиции области. Судьба остававшихся денег тоже вызывала вопросы. Похоже, Жигалов распоряжался ими в личных целях.

Будучи представителем Федеральной адвокатской палаты, Юрий Иванович забил в колокола. Это ведь чистой воды коррупция! Такие подкормки чиновникам, а тем паче, судьям. Был жуткий скандал, его даже исключали из областной палаты, но вмешался центр и справедливость восторжествовала. Все полученные таким образом подачки пришлось вернуть и судьям, и всем остальным.

— Понятно, от этого число моих врагов только усилилось, — говорит он. — А сколько раз приходилось защищать от наездов и разных рейдеров хозяйку одной из самых центральных гостиниц! И всегда успешно отбивали атаки. С сегодняшним главой нашего сообщества, Максимом Беляниным, у меня, в отличие от его предшественников, очень ровные деловые отношения.

Судьба «крымского» миллиона

Интересуюсь другой известной историей, как Чернышев безуспешно пытался подарить кровный миллион рублей на премирование строителей Крымского моста.

— Мне позвонила девушка из тамошней структуры, видимо, чтобы убедиться, что не сумасшедший. Тем не менее, от денег все отказались, — пояснил Чернышев.

К миллиону знакомые адвоката добавили еще 500 тысяч, и эти деньги на годы зависли. Никто не желал с ними связываться. Куда только Юрий Иванович не обращался, даже в администрацию президента — бесполезно. В итоге, посоветовавшись с остальными дарителями, составил завещание на... Владимира Путина. Чтобы, значит, после смерти Чернышева он пустил деньги на премии все тем же строителям. Со стороны выглядит, как чудачество, но он не согласен. Говорит, имеем право распоряжаться своими сбережениями, как считаем нужным.

А на днях судьба этих 1,5 миллионов решилась совсем неожиданно. Ветеран остро отреагировал на катастрофическое наводнение в тоже родной Иркутской области. Посоветовавшись с товарищами, приложившим руку к рождению этой суммы, решил передать деньги адвокатам, оставшимся без крова после стихии.

— Да, я не бедный, но и не богач. Трудом праведным не нажил чертогов каменных, — смеется Юрий Чернышев. — Что зарабатывали, легко тратили с Евгенией. Объездили почти весь мир. Теперь каждый год люблю с месяц пожить у теплого моря. Много ли надо сейчас одному? Ни золото, ни бриллианты, ни зарубежная недвижимость никогда не интересовали. Интересные артефакты и документы потихоньку отдаю в архивы, музеи, а что-то — людям знакомым на память.

— У вас же наследники… — вопрошаю.

— И что? У каждого свой мир давно. А что все-таки останется от меня, потом, распорядится дочь. Но особой любовью к деньгам, меркантильностью никто, надеюсь, из родни не болеет.

Так плавно подошли к распоряжению, тоже породившему кривотолки в определенных кругах. Юрий Иванович действительно пожелал, чтобы, когда придет последний час, никаких сообщений о его кончине и прощания не было.

— Это же нонсенс. Вы местная легенда, зачем лишать людей возможности сказать последнее «прости» или «спасибо», — недоумеваю я.

— Может быть. Но я всю жизнь был на стороне закона и старался помогать всем, даже заметно оступившимся, в рамках своих адвокатских полномочий. На этом пути, ты уже знаешь, успевал нажить много недругов, — поясняет он. — Подозреваю, их гораздо больше приятелей. Поэтому решил лишить их последней радости плюнуть на мою могилу. Ее просто не будет. Прах развеют после кремации, оставив только частичку, которая соединится с могилой Евгении.

Будем жить!

Чтобы не расставаться на минорной ноте, хозяин уютной и чистой квартиры предлагает что-нибудь взять на память.

— Ну, хотя бы хрусталь забери, я все равно даже не пробую алкоголь после смерти Евгении, — предлагает Чернышев.

Отказываюсь.

— Живите долго — вы же всегда подтянутый, спортивный и радостный!

— Просто хожу часа два по любимым местам. Так лечу сердце, дающее о себе знать. Задерживаться надолго на земле без любимого человека тоже не вижу особого смысла.

Конечно, с ним не соглашаюсь, ведь практика адвокатская не знает передыха!

— Да, это есть... И еще держит на земле... — вздыхает он и потом, спохватившись, возвращается к идее что-нибудь подарить. — Может, какие безделицы глянулись?

Благодарю и раскланиваюсь. У самого порога он показывает знакомую уже ложку для обуви.

— Безуспешно годами искал такую удобную и длинную, из металла. А тут как-то зашел благодарный подзащитный, — поведал мне очередную любопытную историю юрист. — Спрашивает, чем отблагодарить: деньгами, квартирой, или машину купить? Я, конечно, отказываюсь, ничего не надо. Вот разве что... найти надежную сапожную лопатку. Принес ведь через какое-то время! Говорит, еле нашел. На складе неликвидов. Я каждый раз, обуваясь, его мысленно благодарю. А больше мне ничего и не надо…